Пляска в степи (СИ)

Близнецы терпеливо подождали, пока она разложит кашу по всем горшкам и отнесет пустой котелок к печке. Вернувшись, сестра сунула каждому из них в руки по паре горячих, липких пирожков, и Желан едва не завопил от радости. Закрыл рот рукой под строгим взглядом старшего брата. Не столько хотелось им вкусных пирожков, как Звениславку уломать да поделиться хоть с кем-то тайной, которая так и жгла изнутри. Едва-едва дотерпели до часа, когда сестрицу в укромном месте смогли поймать.

— Ну, сказывайте, — велела она, когда мальчишки уплели по первому пирожку.

Токмо за щеками трещало!

— Бажен рогнедкиного жениха робичичем назвал, — выпалил поспешно Желан. — Мы слыхали, как он дядьке Храбру признался.

— Ох, — вздохнула Звениславка, поднеся ладони к щекам.

Стало быть, вот как все обернулось. Не диво, что отрок пред князем смолчал. Такое-то вслух произнести… уж лучше порку перетерпеть. И как токмо язык у негодника, у Бажена, повернулся сказать!

— А дядька Храбр что? — спросила она, через силу улыбнувшись довольным близнецам.

— А еще пирожок?

— Ну ты и наглец! — она щелкнула по лбу Желана и в притворном возмущении скрестила руки на груди. — Совсем сестрицу заездили!

— Отругал Бажена-то, — Ждан пожал плечами. — И велел помалкивать.

— Знамо дело. Батюшка ваш за такое-то осерчает люто. Союз ведь заключили они нынче, — Звениславка кивнула. Потрепала близнецов по темным, отцовским, волосам и подтолкнула к двери в сени. — Все, ступайте, ступайте. Совсем заболтали меня!

***

На пиру во всеуслышание молвили, что не далее как через три дня отправится князь Ярослав с невестой своей да дружиной домой. Заждались его в тереме на Ладоге, да и порядочно он загостился уже у славного князя Некраса Володимировича. Пора и честь знать. Увозить княжну Рогнеду в ее новый дом, устраивать там великий свадебный пир. Молодцы его под неустанной заботой госпожи Зимы совсем оправились, и рвется в родную избу едва вставший на ноги воевода Крут.

Так сказал Ярослав Мстиславич, поднимая кубок за здравие Некраса Володимировича и всей его семьи.

«Кто же объявит о таком Рогнеде», — тотчас помыслила Звениславка, услышав его слова.

По обыкновению, она прислуживала за столом: подносила напитки дядьке и его гостю. Раньше еще сидели подле них воеводы, но один лежал нынче на лавке, борясь с недугом, и перед самой вечерей сказался больным воевода Храбр. Чает не встречаться с князем после утренней драки, решила Звениславка. Тем паче, ведает, из-за чего все случилось промеж его сыном да княжьим отроком.

Против воли Звениславка заулыбалась накануне, когда вошел в горницу и сел за стол Горазд. Про Ярослава Мстиславича многое болтали в тереме, и Звениславка отчего-то волновалась за чужого, незнакомого ей мальчишку… как бы до смерти не прибил свирепый князь.

Но отрок сидел за столом и ел, и улыбался в ответ на рассказы кметей, и у Звениславки теплело на душе. Слишком близко она приняла к сердцу ту драку, которую и увидела-то случайно. Она так пристально всматривалась в отрока, что все же углядела у него на шее у самого ворота рубахи красные полосы от плети.

Меж тем Некрас Володимирович поднял кубок за здравие князя Ярослава, чествуя его и союз двух княжеств.

Пир, на котором не сидела натянутой тетивой княжна Рогнеда, проходил куда веселее. А может, радовался Ярослав Мстиславич тому, что окреп его воевода, говорил уж почти связно, сам ногами по горнице ступал. Потому и звучно смеялся, потому и беседовал охотно. Потому и сбилась Звениславка с ног, поднося им с дядькой хмельной мед.

Намаявшись за день, она рухнула на лавку словно подкошенная, когда добрела после окончания пира до своей маленькой, тесной горницы. Добрый час убирали теремные девки со столов, а княгиня Доброгнева осматривала оставшуюся снедь и припасы. Она будто бы даже кивнула Звениславке с одобрением и расправила примявшийся ворот рубахи. Считай, приласкала. Видно, успокоилось материнское сердце. Увезет вскоре жених строптивую дочку. Крепко княжеское слово, и никакие рогнедины вычуры его не поколеблют.

Засыпала Звениславка счастливая, хоть и уставшая донельзя. И спала столь крепко, что не разбудили ее ни крики, ни шум за стенами горницы. Не слыхала она ничего, пока с оглушительным грохотом не распахнулась дверь, и на пороге не появился молодец, которого в темноте сразу было и не признать.

Звениславка проснулась, закричала испуганно, разом уползая на лавке в самый дальний угол, поближе к стене. Была она простоволосая со сна и потому попыталась закутаться в покрывало, пока не услышала, что в тереме пожар.

— Живо, живо, княжна, — выломавший дверь кметь торопил ее, озираясь по сторонам. Позади него и впрямь Звениславка разглядела густой, сизый дым.

Она хотела вновь закричать, но окаменело вдруг горло.

— Поднимайся, ну, чего же ты! — прикрикнул он, и Звениславка затряслась, словно лист на ветру.