Пляски на черепах (СИ)

— У тебя еще снимки?! сжечь! Немедленно! Это провокация, это стремление дискредитировать советскую власть. Нет, не получится, господа! Наши враги на западе могут истолковать их по-своему и не в нашу пользу, не в пользу пролетарской революции, ради которой все мы рисковали жизнью. У меня до сих пор болят шейные позвонки: Лейба всем своим грузом давил мне на эти позвонки во время штурма Зимнего, оберегая вождя мировой революции от всяких случайностей. Он истинный друг, а ты, Гершон, отклонился влево, нет, вправо. Впрочем, садись, Гершон и сиди тихо, как мышь, когда коты рыскают по дому. А я, товарищи, с очередным предложением. Эта смертность… должна послужить для взлета нашего, только что зародившегося государства. Ведь как получается: люди умирают и они умирают с достоинством, а государство остается, и мы руководители этого государства тоже остаемся, чтобы построить коммунизм. Продразверстка нам ничего особенного не дала, мы что-то упустили, где-то недоработали, у нас не хватило бдительности, принципиальности в выполнении приказов свыше, требующих немедленной расправы с кулаками; и только Тухачевский применил газ и подавил кулацкие мятежи. Но это нам принесло потери и даже брюзжание западных газетчиков. А голод принесет нам пользу. Должен принести. Этого требует революция, этого требует народ. И потому во имя всех трудящихся, которых мы освободили и дали им землю, я прошу Политбюро принять решение о национализации имущества церквей, монастырей и всяких там богоугодных заведений, коль мы бога свергли с небес и можем его заменить земным богом на радость мирового пролетариата.

— Кроме синагог, кроме синагог, — завопили евреи, члены Политбюро, массируя те места, где у них раньше росли пейсы…

— Ни синагоги, ни мечети, ни костёлы, ни униатские церкви мы трогать не будем! пусть себе молятся. Я имею в виду православную, русскую церковь как наиболее реакционную. Православие — это… что-то русское, помещичье, что-то реакционное, кулацкое, что-то от русского темного мужика, мы этого мужика называем дрянью, а товарищ Бронштейн, вообще, назвал русских бесхвостыми обезьянами и предложил их уничтожить с последующим заселением освободившейся территории евреями, но я пока предложил ему воздержаться и даже временно снять этот лозунг. Коба, ты с ним переговори как-нибудь на досуге и внуши…

— Моя ему сдэлат харакири, — отозвался Сталин из последних рядов.

Троцкого бросило в жар. Хотя в партийной иерархии сам он числился вторым человеком после Ленина, — он был таким же жестоким и так же признавал первенство еврейской нации над другими народами, и где-то даже старался перещеголять Ленина, — но он стал замечать, что Сталин… этот спокойный, молчаливый грузин, все ближе и ближе подбирается к Ленину и как бы становится его правой рукой. И это происходило независимо от самого Ленина: Ленин не хотел этого, но Сталин, подобно пауку, заманивал Ленина в свои сети, видя в нем жирную муху. Кроме того, любое слово, сказанное в его адрес, которое ему могло не понравиться, Сталин прятал в глубины мозговых извилин, хранил его там до поры до времени, но так, что в любое время мог извлечь это слово, придать ему нужную окраску и превратить его в копье. Если сам Троцкий забывал обидные слова или превращал их в шутку, то у Кобы все происходило наоборот. И это было страшно. Этот молчаливый взгляд говорил о многом, но никто из членов Политбюро не мог точно знать о чем.

И Троцкий вскочил, будто ему шило воткнули в то место, на котором он сидел. Он подошел к трибуне и негромко произнес: подвинься. И Ленин как друг уступил трибуну.

— Товарищи члены Политбюро! наверное, вы все знаете мою установку или, так называемый, девиз в отношении русских и России в целом. С этим девизом я начинал революционную борьбу, но тогда я думал о победе революции во всем мире. В таком случае, что нам стоило пожертвовать одной страной, вернее ее населением для того, чтобы, уничтожив это население, заселить пустующую площадь этой страны нашими евреями? Но оказалось, что такая победа не состоялась, мировой революции не получилось, следовательно, нам приходиться работать с этим народом, который нам безоговорочно покорился. И само собой вышло так, что я ошибся. Я признаю эту ошибку и снимаю свой лозунг. Думаю, что и Владимир Ильич перестанет русских называть дураками. Выходит, так, что каждый из нас может ошибиться, и в целом мы можем допустить ошибку. Вот ты, Кацнельсон. Зачем ты расстрелял несовершеннолетних детей Николая Второго, зачем ты забросил в шахту живую игуменью Елизавету, супругу московского генерал-губернатора? она же на свои сбережения помогала сиротам, содержала больницу для бедных. А потом… она обладала божественной красотой, а ты такой урод, Кацнельсон-Муцельсон! Я призываю членов Политбюро осудить действия Кацнельсона-Свердлова и вынести ему… замечание.