Пляски теней (СИ)

Возвратившись домой, матушка Нина сослалась на усталость, ушла в спальню и с наслаждением улеглась на кровать, предварительно взбив и без того пышную подушку. Ей нужно было побыть одной.

Отец Петр долго и бесцельно бродил по двору. Уже смеркалось, когда он, наконец, вернулся домой. Подошел к кухонному шкафу, достал бутылку красного вина, налил себе полный бокал, выпил и с болезненным наслаждением почувствовал, как постепенно, словно ржавчина на сырой стене, в нем разрастается ненависть. Задавленная когда-то внутри его сила вырывалась наружу, пытаясь смести все преграды, все законы, все барьеры. Столько лет… Бессонные ночи, молитвы, смирение плоти. И труд, бесконечный и изматывающий труд, лишь в нем он чувствовал отдушину и успокоение. И Машенька, худенькой девушкой вошедшая в их семью двадцать пять лет назад. Худенькая жена его сына, женщина, которая так напоминала ему ту, о которой хотелось забыть.

Дождь по-прежнему стучал по крыше, по гранитным дорожкам сада бежали ручейки, шелестела опадающая листва. Батюшка взглянул в окно. В вечерних сумерках опустевший дом напоминал мерзкое темное чудовище. Своими черными глазницами оно смотрело на мир с ненавистью и злобой.

ГЛАВА 2

ВЕЧЕРНИЙ РАЗГОВОР

Прошло несколько месяцев. Сырую, холодную, слякотную зиму наконец-то сменила долгожданная весна: птичьим гомоном наполнился лес, по тропинкам побежали ручьи талого снега, вода капала с крыш, наполняя безудержным весельем опустевшие за зиму дворы. Деревня оживала на глазах: одуревшие от бесконечной зимы дачники расчищали дорожки, выдалбливали лунки-оконца в еще не растаявших колодцах, топили печи, кололи дрова, радовались первому теплу и запаху влажной земли. Казалось, в этом ликующем весеннем мире нет места вражде и ненависти. Есть только радость. Одуряющая, безудержная радость новой жизни.

– Есть кто в доме? Владимир Петрович, вы здесь?

Отец Петр приоткрыл калитку, ведущую к соседнему дому. Накануне сюда, в деревню, в свой старенький родовой дом, приехали дачники – пожилая чета из Санкт-Петербурга: Владимир Петрович и Родмила Николаевна Родионовы. Владимир Петрович, несмотря на свой весьма и весьма преклонный возраст, еще работал – заведовал небольшой лабораторией в Научном центре прикладной химии. Мягкий и покладистый человек, глубоко и всесторонне образованный, он воплощал лучшие качества советской интеллигенции. Родмила Николаевна, его жена, сухонькая старушка с удивительно чистыми, лучезарными глазами, занималась хозяйством. В прошлом уникальный специалист по электронным системам, диссидентка и правдолюб, равно презирающая как ожиревших чиновников, так и их подобострастных подчиненных, бесстрашная и бескомпромиссная, она и в старости сохранила бойкость характера: за словом в карман не лезла, резала правду-матку в глаза, за что частенько попадала в различные бытовые передряги с соседями. Острого языка Родмилы Николаевны побаивались многие. Кто-то, помня старые обиды, обходил ее дом стороной, кто-то злословил за спиной и тайком судачил об очередной склоке, в которую попала неуемная старушка, кто-то восхищался ее необузданным нравом. «Не баба – огонь! Ничего не боится! Старая закалка! Таких сейчас днем с огнем не отыщешь! – говорили соседи, в очередной раз перемывая косточки интеллигентной питерской чете. – Намедни прогнала со двора Желовкова, главу местной администрации. «Подхалим ты, – говорит, – и бесхребетник! У тебя под носом лес воруют, деревенскую грунтовку лесовозы раздолбили вконец, а ты ходишь как ни в чем не бывало! По дворам шастаешь, нормальных людей от работы отвлекаешь! Бездельник!».

Матушка с батюшкой, поселившиеся рядом с Родионовыми несколько лет назад, тоже несколько опасались острого языка своей соседки. Нина Петровна, за пару лет превратившаяся в образцовую попадью, не терпящую и тени неповиновения, с Родмилой Николаевной была удивительно покладиста, любезна и мила.

– Есть кто в доме?

По скрипучим ступенькам деревенский священник поднялся на веранду. Отворил тяжелую дверь. На старом диванчике были разложены кульки с привезенной едой, на деревянном полу стояли коробки с еще не разложенной по местам поклажей.

– Батюшка, проходите, милости просим! – Владимир Петрович по-христиански, трижды облобызал своего гостя. – Вот только-только приехали, разбираем с Родмилой вещи. С каждым годом дорога все сложнее и сложнее. Старость, силы уже не те. Вечером просим к нам, на чай из самовара.

– Нет уж, лучше вы к нам, по-соседски, матушка зовет. Да и разговор у нас предстоит с вам серьезный. Так что, милости просим, приходите.

Батюшка повернулся и поспешно вышел из избы.

Вечером соседи встретились за небольшим овальным столом. За окном уже сгустились сумерки, но в гостиной было тепло. Мягко переливались фальшивые угольки искусственного камина, с книжных полок свешивались, поблескивая серебром, то ли ангелочки, то ли античные амурчики, со стен на сидящих взирали лики святых.