Пляски теней (СИ)

Однако Родионовы, услышав о столь диком самоуправстве своего набожного соседа, терпеть не стали и написали возмущенное письмо местному архиерею. Образумьте, дескать, своего подчиненного, сеющего раздор и незаконно присваивающего чужие территории. Архиерей батюшку пожурил, мягко посоветовав миром уладить этот мелкий соседский конфликт. Ваша, дескать, территория, ваш приход, вот сами и решайте вопрос со стариками, а епархию в ваши семейные склоки не вовлекайте. В епархии и своих забот – через край…

– Да как же это, миром?! – негодовала матушка. – Это что ж, теперь забор сносить? Денег-то сколько в него было вбухано – тысячи! Спасибо людям добрым, в положение наше вошли, и денюшкой, и материалами помогли, и рабочих вовремя подогнали. И что ж теперь, на попятную идти?

Очередное бунтарство Родионовых возмутило попадью до глубины души. «Старые люди, а поддались на манипуляции этой блудницы, – горестно думала она. – Жили себе в мире столько лет, в гости друг к дружке захаживали, церквушку божию вместе восстанавливали, а тут на тебе – приехали. Бунтовать осмелились! Самому архиерею писать вздумали! А в чем причина? В ней! В ней! В греховоднице этой окаянной!».

Матушка горестно вздохнула и вновь принялась за письмо. «Забор, построенный между участками отца Петра и Родионовыми – писала она, старательно выводя буквы, – это только повод для написания пасквиля. Этот вопрос можно было разрешить в стенах общины, в крайнем случае, в соответствующих государственных органах.

Надеемся, что наше письмо станет известно и Владимиру Петровичу Родионову. Как человек с достаточным житейским опытом мог попасть на такую банальную психологическую обработку со стороны Марии Мишиной? Как он мог возводить, мягко говоря, клевету на нашего батюшку? Как он смог попасть под влияние тех, кто годится ему во внуки? Клевета Родионова В.П. касается нас всех. Это мы вместе с о. Петром чистим снег, топим печи, печем просфоры и носим воду… Тогда как Родионовы живут себе в теплых стенах Петербургской квартиры.

Родионов пишет, что он из семьи священника, когда-то служившего в нашем деревенском храме. Дай Бог Владимиру Петровичу быть достойным того, кто некогда трудился над преумножением любви в этом крае, а не сеял противное.

И, наконец, самое важное. Просим всех членов городских приходов, имеющих связи в соответствующих структурах, поставить вопрос о вреде пребывания в нашем городе граждан других государств, каковой является Мария Мишина, разрушающая нравственные устои и сеющая раздор между соседями».

Матушка дописала вторую страницу и, отложив в сторону ручку, с наслаждением посмотрела на свой труд. Ровненькие буковки лежали хорошо, ладненько. Мудреные слова удачно выстроились в правильные фразы. «Экой мудростью Господь меня наградил, что бы вы все без матушки делали, – удовлетворенно подумала она. – Все так четко, правильно. Эко, ты, матушка, умна все же!». Попадья еще раз перечитала письмо и позвала мужа. Отец Петр слушал внимательно, одобрительно кивая после каждой фразы.

– Так, так, – приговаривал он, – все верно, все правильно. Только вот проблема тут одна – Машку вышлют, а она и Игорька с собой прихватит. Ведь и он гражданин другого государства. Что тогда?

– Батюшка, – ласково улыбнулась матушка Нина. – Оставь Игорька на меня. Уж я-то добьюсь, чтобы он от матери ушел. Не по своей воли, так по суду. Что-нибудь придумаем. Может, у нас оставим, может, к Николушке в Москву отправим, но обязательно что-нибудь придумаем! Не погибать же ему с этими… сиротинушке нашему!

– Что ж… Хорошо. Так тому и быть. У меня и в полиции свои люди есть, и в прокуратуре. Вопрос с Игорьком мы решим. А ты, матушка, собирай подписи. Пора с этой историей заканчивать. Пусть люди знают, кто рядом с ними живет.

ГЛАВА 28

ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ ПОПУГАЕВ

Дело пошло. Матушка приложила немало усилий, чтобы эта информация о трагедии в семье священника, как вирус, стремительно распространилась в небольшом провинциальном городке. Нина Петровна была в таком отчаянии, так живо рисовала ужасы последних лет, плакала, просила о помощи, туманно намекала на таинственную батюшкину болезнь, которой Господь укрепляет своих особо приближенных праведников, что отказать ей было невозможно. Правда, многие подписывать донос отказывались: «Погано это! Не хочу мараться… Не мое дело – чужая личная жизнь! Я сама второй раз замужем…». Тем не менее, за неделю попадья собрала тридцать восемь подписей.

История батюшкиной семьи приняла размеры странные и чудовищные. Негодовали пламенные защитники церковных устоев, шушукались продавщицы в магазинах, злословили провинциальные чиновники, обмусоливали скабрезные подробности скандальной истории местные коммерсанты.