Пляж

Их ближайшим соседом был Иван Иваныч – так на Дальнем Севере называли всех интеллигентов. Тщедушный старичок, даже весной ходивший в жарком стёганом тулупе, сразу позвал Андрея пить чай. Смешно заикаясь и шепелявя неровным рядом чёрно-жёлтых зубов, он с порога представился.

– Посадили, как бельгийского шпиона. Потом сюда сослали. Имени, фамилии не помню. Прозвали Иван Иванычем – так Иван Иванычем и помру.

Суетливо ставя самовар, он приговаривал.

– Я разные травяные чаи люблю и вас попотчую. Правда, вот недавно заварил траву одну с болота – чуть не помер. Ничего, отошёл.

Андрей глотнул из алюминиевой кружки с оторванной ручкой что-то очень горькое, горячее, масляное. Но, чтобы не обижать хозяина, одобрительно кивнул.

По словам Иван Иваныча, в поселении обитали разные люди.

Было несколько счетоводов, как и он, в основном же – уголовники, бродяги. Многие из них общались, как тонко подметил Иван Иваныч, на «алкоголическом» наречии, забыв остатки языка.

Больше ничего добиться от старика не удалось, и Андрей понуро поплёлся домой. Около барака за столом в одном исподнем сидели игроки в карты, с ног до головы покрытые цветными пороховыми татуировками.

Мимо Андрея, переругиваясь матом и чуть не сбив его с ног, пробежала стая детей. Мальчики это или девочки – разобрать было совершенно невозможно. Кое-где виднелись сгорбленные силуэты. Кто-то точил пилу или рубил дрова.

Закипающая, злобная энергия как будто повисла на электрических проводах над головами.

Отворив калитку, Андрей обнаружил на крыльце незнакомого человека, который что-то исподлобья говорил его жене.

Марта, увидев Андрея, улыбнулась и поманила его рукой.

– Это Цвяга, наш сосед. Он просит сигарет. Говорит, что от местной махорки его кашель бьёт. У нас же есть сигареты с Большой земли?

Чувствовалось, что Марте было одновременно весело и непривычно произносить новые незнакомые слова: «махорка», «Большая земля».

Цвяга уставился на Андрея безумными глазами, пальцем показывая на Марту, как бы в подтверждение её слов. Высокий, с окладистой бородой, он был одет в несколько слоёв чего-то тёмно-серого. Отдельные элементы его одежды было сложно разобрать, бросались в глаза только начищенные кирзовые сапоги.

Передавая ему две пачки сигарет, Андрей, желая поддержать беседу, а, может, и завязать знакомство, спросил.

– Один живешь?

– С сестрой – борясь с желанием уйти с ценной добычей, промямлил Цвяга.

– А где жена?

– Её крокодил съел.

Цвяга смущенно отвёл взгляд.

– Крокодил?! Откуда здесь крокодил?

– Крокодил – твердил Цвяга – я сам не видел, мужики говорят, крокодил.

– Да они же здесь не водятся!

– А бес его знает, что водится в этих болотах…

Грязно выругавшись, Цвяга сразу как-то поник, сгорбился. Задерживать его дальше не было никакого смысла.

Несмотря на все тяготы первых дней, Андрей твёрдо решил, что именно сегодня вечером, не откладывая, возьмётся за огород.

Работа предстояла каторжная. Его участок был, пожалуй, самым заброшенным из всех.

Даже на самый оптимистичный и беззаботный взгляд, несколько дней потребуется только на то, чтобы убрать весь лишний хлам, из которого при желании можно было построить еще один дом.

Однако Андрей не унывал. Ещё впервые увидев участок, он решил разбить его пополам. На одной половине будет сад в английском стиле, вторую он подготовит для выращивания сельскохозяйственных культур. В этом ему помогут многочисленные книги по земледелию, оставшиеся от покойного Басмечи. Андрей бережно расставил их по алфавиту и сложил в отдельный ряд.

Сад, безусловно, будет олицетворять созерцание и размышление, которых у Андрея теперь будет предостаточно. Вторая половина будет символизировать благородный, всеискупляющий труд – одну из главных составляющих его новой, будущей жизни.

Несмотря на то, что работать Андрей закончил уже затемно, и огород его был совсем крошечным, результатов его труда по неизвестной причине было не то, что не заметно, их как будто не было вовсе. Как если бы он решил выгрести всю воду из моря, а зачерпнул лишь стакан, да и тот почти весь расплескал.

Еле волоча ноги, он вернулся домой. Ласково приобняв его сзади, Марта прошептала:

– Ты опять так поздно закончил работать. Я так горжусь тобой. У любого на твоём месте давно опустились бы руки.

Устало повалившись на топчан, Андрей вдруг заметил, какие перемены произошли с их домом.

Марта повесила на мрачные окна светлые, привезённые с собой занавески, соскоблила шваброй паутину с потолка, накрыла стол красивой кружевной скатертью. С точки зрения Андрея, всё это было лишним. Прежний облик дома лучше подходил его душевному состоянию.