Пляж

– Но он же должен понимать, что мы не можем отвезти Карла на Пханган. Что мы там скажем? «Вот наш друг, на которого напала акула. У него, на нашем укромном пляже, случился нервный срыв. В общем, мы поехали. Еще увидимся…»

– Он считает, что мы можем отвезти Карла туда и высадить возле Хатрина.

– Ерунда. Даже если Карл ничего не разболтает, как мы узнаем, что с ним все в порядке? Там же целый миллион отморозков. Ну, кто-то увидит его, умирающего на песке, и пройдет мимо. – Я покачал головой. – Нет, Карлу лучше всего остаться здесь.

– Я весь день втолковывал это Этьену. Но погоди, это еще не все. Он хочет отвезти туда еще и Стена.

– Стена?

– Да.

– Но он же мертвый! Какой смысл…

– Родственники. Этьен считает, что мы должны сообщить семье о том, что случилось с их сыном. Видишь ли, если мы оставим их обоих на берегу, то Карла наверняка заметят, и семью Стена поставят в известность.

Я недоверчиво улыбнулся:

– Ага, а тем временем нас тоже наверняка обнаружат. И всему конец. Самая глупая идея, о которой я когда-либо слышал!

– Кому ты это объясняешь? – сказал Кити. – Но пока ты здесь, – добавил он и указал на Грегорио, – может, тебе удастся убедить его?

Грегорио лег на спину, избегая наших взглядов.

– Я просто считаю, что нам нужно подумать над предложением Этьена. Если Карл ни с кем тут не разговаривает, может, он и на Пхангане поведет себя так же.

– Нет, – ответил Кити. – В конце концов он заговорит. И когда это случится, я бы предпочел, чтобы он заговорил с нами. Не с каким-нибудь чертовым таиландским полицейским и не с психиатром-шведом…

Я бы не выразился точнее.

Фъютъ, ба-бах

После нашего спора о Карле я решил сам повидать его, то есть я сказал так Кити и Грегорио для отвода глаз. На самом деле мне хотелось встретиться с Франсуазой, которую последние несколько дней я видел лишь мельком. Причиной тому были наши различные обязанности и сумасшедшая обстановка, но вообще-то я не слишком усердно разыскивал ее. После неправильно понятого поцелуя я стремился не давать Этьену поводов для подозрений.

Я нашел Франсуазу возле берлоги Карла, примерно в четырехстах метрах от Кити и Грегорио. Карл выкопал себе ее после ухода из лагеря. В общем-то, это была не совсем берлога – яма, скрывающая ноги, если в ней встать, или же глубиной по грудь, если сесть. Более впечатляющим выглядел сооруженный Кити и Этьеном навес. Поскольку Карл целыми днями не вылезал из берлоги, они забеспокоились, что его может хватить солнечный удар. Поэтому они нашли три длинных пальмовых листа и связали их вместе так, что получилось подобие вигвама. Листья пальм хоть и пропускали дождь, но зато Карл, по крайней мере, сидел теперь в тени.

Я думал, что Франсуаза, как и все тогда, будет в плохом настроении, но она приятно удивила меня, когда подбежала ко мне и обняла.

– Ричард! – сказала она. – Спасибо тебе! Я ведь еще не поблагодарила тебя! Поэтому огромное тебе спасибо!

Я в замешательстве остановился:

– За что это вдруг?

– За твою помощь во время болезни. Ты был так добр ко мне. Я хотела поблагодарить тебя раньше, но мне не представлялось возможности. Так много дел всегда! Теперь нам приходится ловить рыбу за всех, потом я остаюсь с Карлом, а ты часто возвращаешься очень поздно.

– Франсуаза, не бери это себе в голову. Ничего особенного не произошло. Кстати, однажды ты сделала для меня то же самое.

– Да, когда у тебя была лихорадка. – Она улыбнулась, посмотрела мне прямо в глаза, и ее улыбка неожиданно сменилась хитрой усмешкой. – Ты поцеловал меня!

Я вытаращил глаза от удивления:

– Я думал, ты спала…

– Я действительно спала. Мне на другой день обо всем рассказал Этьен.

– Вот оно что, – протянул я, мысленно проклиная Этьена за его длинный язык. – Ну… Я надеюсь, ты не против!.. Это был по-своему непростой…

– Конечно же нет! Знаешь, когда ты болел, я тоже поцеловала тебя.

– А я так и не понял, приснилось мне это тогда, или все происходило наяву.

– Нет, тебе это не приснилось. И помнишь, что было на следующее утро? Ты прямо места себе не находил!

Я кивнул, совершенно отчетливо вспомнив свое замешательство и вопросы Франсуазы.

– Но объясни мне, – продолжала она, – почему ты сказал – непростой?..

– Ну… непростой – это, наверное, неподходящее слово… Все это не было похоже на поцелуй… поцелуй не был… – Я запнулся и начал снова: – Не знаю, что там тебе наговорил Этьен, но он понял поцелуй неправильно. Я поцеловал тебя, потому что ты очень страдала, и все вокруг страдали, и когда я начал… было трудно остановиться.

– А как его воспринял Этьен?

Фьють, подумал я. Ба-бах.

– Ну, по-моему, он подумал, что это… ну, в общем, ты понимаешь…

– Сексуальный поцелуй.

– Да.

Франсуаза рассмеялась. Потом она наклонилась ко мне и быстро поцеловала меня в щеку:

– Это сексуальный поцелуй?

– Нет, – ответил я, слегка привирая. – Конечно нет.

– Поэтому беспокоиться не о чем. Все просто.

– Я рад, что ты понимаешь.

– Всегда, – ответила она, – я всегда все понимаю.