Пляж острых ощущений

— Это я, Анна, — деловито сообщила труба, не дожидаясь дежурного «алло!» — Вы были правы в том, что эта троица знала друг друга! Жена Матвеева припомнила, что Игорь Николаевич буквально сбежал с одной светской тусовки, после того, как им представили Ивана Петушкова. Тот тоже побледнел, когда увидел Матвеева. В свою очередь любовница Петушкова вспомнила, что Иван наотрез отказался идти с ней на открытие одного бутика, узнав, что в показе одежды там будут участвовать модели из агентства Лялькиной «Рита». Вот, что мне удалось разузнать, дорогая Элла. Мне пришлось угощать этих дам в кафе, но, как говорит наш славный и щедрый Гавичер: «Счет за это я вам выставлять не буду!»

Состояние Лялькиной после вашего вчерашнего к ней визита резко ухудшилось, она опять без сознания. Вы напугали ее своими расспросами! А значит, есть во всем этом какая-то страшная тайна, и молоточник — не просто маньяк. Сегодня вечером я встречусь с человеком, который в юности знал и Матвеева и Петушкова. Может, он припомнит что-нибудь интересненькое? Эй, Элла, почему вы молчите?!

Я знал, почему молчит Элла, но не стал расстраивать хорошую женщину Анну, которая помогает меня спасать. Я виртуозно изобразил голосом помехи связи и нажал на отбой. Нажал и понял — я действительно не вылезу из этой норы, пока настоящий убийца не будет найден. Я не хочу больше зависеть от обстоятельств и беспричинно и тупо верить, что справедливость восторжествует. Может, она и восторжествует, но я успею отсидеть пару-тройку лет. А я этого не хочу.

* * *

В три часа дня, когда солнце палило вовсю, я выбрался из норы и побрел по узкой полоске Дикого пляжа. Идти было трудно, тело болело, голова кружилась, но я шел.

Вдалеке послышался шум мотора, потом он затих, и со стороны спуска раздались голоса, которые я ждал. Ради них я выполз из душной пещеры и брел по раскаленному песку, обжигая ноги, превозмогая тошноту и слабость.

— Доча, ты что придумала, какая на фиг природа, какой свежий воздух?!! — орал Сазон. — На хрена ты меня сюда притащила? Здесь же только бомжи купаются и то перед смертью!

— Во-он, по берегу бомж идет, видишь? — послышался голос Элки. — Иди с ним познакомься.

Я видел, как дед, брезгливо приподняв штанины, ступил на песок и двинул в моем направлении. Я сдержался, чтобы не побежать к нему и почувствовал, как от волнения зашумело в ушах. У Сазона зрение было как у орла. Он узнал меня издалека, присел, хлопнул себя по ляжкам и заорал:

— Ну е-мое!!! Так я и знал! А я-то думаю, к кому это Элка все время на свидание бегает, у кого ночует?!!

Весь сценарий, разработанный Элкой утром, полетел к черту — она задумала в точности воплотить сон деда в жизнь, но Сазон, как всегда, разрушал всякие тонкие материи и ничего мистического не получилось.

— И к кому это Элка все время на свидания бегает, у кого ночует? — мрачно поинтересовался я.

— Да кого ты слушаешь? — заорала Элка. — Он блин с финном перепутал, вот и несет, что попало!

Сазон подбежал ко мне и ткнул со всего маха меня железным кулаком в бок. От боли я охнул и, согнувшись пополам, сел в песок.

— Здорово, сынку! А я ж тебя похоронил, и памятник поставил, и службу заказал — все как полагается!

— Спасибо, дед! — С трудом поднявшись, я обнял его и чмокнул в лысину. Она пахла табаком и чесноком. Бок болел нестерпимо, кажется, дед сломал мне еще одно ребро.

— Да не спасибо, а «не фига там не здорово, на том свете!» — разозлившись, подсказала Беда.

— Да, я на этот решил вернуться! — вспомнил я слова из сна.

— Пойдем, искупаемся, — снова подсказала мне Элка, раздеваясь и заходя в воду.

— Пойдем, искупаемся, — повторил я, но Сазон, уткнулся мне носом в живот и плечи его затряслись. Если бы я точно не знал, что Сазон не умеет плакать, я бы подумал, что он зарыдал.

— Эй, бояре! — крикнула Элка нам из воды, — А ну давайте ко мне!

— А почему бараны? — оторвался дед от моего живота. Глаза его были красные, но сухие.

— Вы все время путаете текст! — вконец разозлилась Беда.

— Да, теперь у вас будет секс! — радостно закивал Сазон.

— Ничего не получилось! — Элка вышла из воды, закинула руки за голову и подставилась солнцу всем телом, чтобы обсохнуть. — Ну ничегошеньки!! Сазон, у тебя же слуховой аппарат в ухе, чего ты придуриваешься?

— Чего?!! — заорал Сазон. — Говори громче, батарейка села!! — Он скрюченным пальцем постучал по плоской «таблетке», торчавшей в ухе.

— Тьфу, — плюнула Элка.

Я обнял деда и повел его к своему убежищу.

— А кого ж мы похоронили, сынку? — спросил он, протиснувшись в нору и усевшись на деревянный настил.

— Конвоир другана подсадил! — крикнул я ему в ухо.

— А, дураку подговнил! Правильно, сынку, я так и знал, что не мог ты как забытый в печке пирог сгореть! Не для того я тебе кормил, растил, учил драться и выживать. Не для того я твою скрипку на помойку выбросил! Я так понимаю, ты тут теперь прятаться будешь?! Сегодня прикажу сюда фуру с продуктами подогнать, а то отощал ты совсем!!

— Не надо фуру! — заорали мы в один голос с Элкой так, что Сазон услышал и обиженно поджал губы.