Пляжная музыка

В свою очередь, генерал Эллиот на острове Орион тут же узнал сына. Когда пятнадцать минут спустя эту сцену показала Си-эн-эн, он записал ее на видеомагнитофон, чтобы посмотреть на досуге. Лицо генерала Эллиота при любых обстоятельствах оставалось бесстрастным, в то время как лицо его сына было открытой книгой для всего мира. Хорошо подстриженная борода скрывала ямочку на подбородке, унаследованную Джорданом от матери. Однако эти пятнадцать лет его практически не изменили, лишь сделали более одухотворенным. Глаза Джордана забыть было невозможно, и уж его отец их точно не забыл. Своей жене Селестине он ничего не сказал, и она узнала о моем несчастье только вечером следующего дня. Как выяснилось позже, к этому времени генерал успел связаться с Майком Хессом и Кэйперсом Миддлтоном. В тот вечер они сравнили фотографии священника, выходящего из исповедальни на Авентинском холме, со священником, встретившим машину «скорой помощи» у больницы в Трастевере. На следующий день все участники тайного совещания, проведенного по телефону, пришли к выводу, что нашли нужного им человека.

Глаз камеры выхватил Джордана на какую-то долю секунды, но и этого было достаточно, чтобы к нему потекла толпа непрошеных посетителей, а потому он счел за благо раствориться в терракотовом безмолвии монашеского Рима. Прежде чем хирурги вернули меня в палату, Джордан перешел из маленького безвестного монастыря в «Дом на полпути» в Трастевере, где лечили священников, имевших проблемы с наркотиками. Цирюльник сбрил ему бороду, и Джордан надел очки в черепаховой оправе.

Как только Интерпол получил фотографию молодого Джордана Эллиота, на которой тот был запечатлен вместе со мной после бейсбольного матча, незримая машина тут же пришла в действие. К фотографии был приложен снимок Джордана, где он с нежностью смотрит на мое тело, лежащее на каталке. Женщина из Интерпола, специализирующаяся по отпечаткам пальцев, скопировала информацию и послала ее своему брату, который работал в комитете по реформированию финансовой системы в банке Ватикана. Джордана Эллиота разыскивали для допроса в связи со смертью в 1971 году молодого капрала Корпуса морской пехоты и его девушки. В сводке Интерпола значилось, что Джордан, вероятно, сменил имя и является теперь католическим священником неизвестного ордена. Джордан Эллиот характеризовался как очень умный, физически сильный и, возможно, вооруженный человек. Генерал Эллиот тайно предупредил Службу разведки ВМФ, которая, в свою очередь, вошла в контакт с агентами Интерпола в Италии.

Впервые со времени своего бегства в Европу Джордан понял, что за ним действительно охотятся. И хотя он давно это подозревал, почему и оборвал все связи с Южной Каролиной — даже инсценировал собственные похороны, — он все же надеялся, что погоня за ним окончена за отсутствием доказательств или за истечением срока давности. Только его мать и я были в курсе истинного положения дел. Джордан убаюкал себя ложным чувством безопасности и только сейчас, наблюдая за собственным отцом, понял наконец, что его беспокойство за мою жизнь загнало нас обоих в угол.

Генерал расположился в тени похожего на саркофаг фонтана из египетского гранита, вокруг которого стояли незаконно припаркованные автомобили.

«Он все еще на удивление красив», — подумал Джордан, разглядывая правильные черты лица своего отца и его загорелые, сильные, мускулистые руки любителя гольфа. Заметил он и первые признаки второго подбородка. Джордан сомневался в том, что на свете есть сын, который боялся бы своего отца так же, как он, да и от самого слова «отец», священного во всех религиях мира и основополагающего в гармоничном таинстве католицизма, у него каждый раз мороз пробегал по коже. К Джордану оно впервые пришло не как прекрасное слово из двух слогов, означавшее человека, вооруженного только погремушками и колыбельными, а как полевая пехота с окровавленными руками.

— Отец, — произнес Джордан вслух.

«Твой отец дома, твой отец дома, твой отец дома…» Эти три самых страшных слова из его детства вылетали из милого маминого рта. У Джордана постоянно жили в душе необъяснимый страх и ненависть к отцу, и сила этой ненависти пугала даже самого стойкого духовника, когда, уже став священником, молодой Эллиот приходил исповедоваться в своих грехах. Еще год назад аббат сказал ему, что если Джордан не примирится с отцом в своем сердце, то не видать ему Царствия Небесного. Вот и теперь, разглядывая отца, Джордан чувствовал, что ни на шаг не приблизился к Царствию Небесному с того времени, как десятилетним мальчиком плакал после очередной порки и мечтал, что настанет день и он убьет отца голыми руками.