Пляжная музыка

Священник приблизился к нам и откинул капюшон, обнажив густые черные кудри. Генерал протянул руку для рукопожатия, и в баре за нами произошло внезапное движение. Трое мужчин выскочили из ресторана «Даль Болоньезе». Генерал крепко держал священника за руку, а агент Интерпола в этот момент ловко защелкнул на этой руке наручники. Все входы на пьяццу дель Пополо заблокировали синие «фиаты». Крутились синие мигалки, орали сирены.

— Джек, я же говорил тебе, что ты любитель, — ухмыльнулся генерал. — Меня снабдили специальным устройством, и они отслеживали каждый наш шаг.

— Послушайте, генерал, Джордан хотел, чтобы я передал вам сообщение, если все обернется именно так, — сказал я, глядя, как два агента грубо подталкивают к нам Ледар. — Вы его ничуть не удивили.

— Пусть он все скажет мне лично, — отрезал генерал, глядя на сына.

— Боже мой, Джек, какова теперь моя роль в этой дурацкой шараде? — сняв темные очки, произнес священник с таким сильным ирландским акцентом, что даже итальянские полицейские поняли, что он не американец.

— Где мой сын Джордан Эллиот? — заорал генерал, обращаясь к ирландскому священнику.

— Понятия не имею, о чем вы, — ответил священник, наслаждаясь остротой момента и вниманием собравшейся вокруг нас толпы.

В штаб-квартире Интерпола меня несколько часов допрашивали о моих взаимоотношениях с Джорданом Эллиотом, и я правдиво ответил на все их вопросы. Я ничего не мог рассказать им о ежедневном образе жизни этого священника в Риме. Я понятия не имел, к какому ордену принадлежит Джордан, где он ночует или где служит мессы. Но я с готовностью предоставил список церквей, в которых мы обменивались письмами, и даже услужливо уточнил, что он носит облачение самых разных орденов.

Селестина Эллиот также подверглась суровому допросу относительно подпольной деятельности ее сына, но Джордан защитил ее, как и меня, тем, что не посвятил в подробности своей частной жизни. На вопросы Селестина отвечала с какой-то необъяснимой слепой яростью, но не сказала ничего лишнего.

Ледар отпустили быстро, и часа не прошло. В этом деле, по ее собственному признанию, она была второстепенным игроком: Джордана не видела со времен колледжа и лишь говорила с человеком, который назвался Джорданом, но был скрыт от нее экраном исповедальни. Освободившись, Ледар поехала ко мне на квартиру и с помощью Марии принялась упаковывать вещи Ли для продолжительного пребывания в Америке.

Позднее Джордан сообщил мне, что пока его отец стоял на пьяцце дель Пополо, глядя на идущего ему навстречу ирландского францисканца, сам Джордан был на террасе над книжным магазином «Красный лев» и мог лицезреть вероломство отца во всей красе. Предательство и непонимание были единственными константами в их совместной жизни. Он мог бы простить своему отцу продажность, но только не очередное предательство. Джордан пробыл на террасе достаточно долго и видел растерянность отца, когда тот понял, что сын не угодил в его ловушку и что жертвой стал он сам. Но лицо отца выражало такое страдание, что Джордану даже на мгновение почему-то стало его жалко. Джордан видел, как отец его закрутился на месте, поглядывая на двери, крыши и ограду виллы Боргезе, поскольку явно понял, что Джордан наблюдает за ним и что тактически и стратегически его обошел человек, который никогда не водил в бой солдат. Генерал также понял, что этим поступком забил в свой брак осиновый кол.

В тот вечер, вернувшись домой, я стоял у дальнего окна и смотрел на колокольню Кентерберийского собора, но видел только черноту. Мы с Ледар пытались восстановить события прошедшего дня, но после той сцены на пьяцце дель Пополо ни я, ни Ледар не слышали ничего о Джордане, Селестине и генерале. Когда Ли уже лежала в постели, я рассказал ей всю историю своей дружбы с Джорданом Эллиотом. Сказал ей, что в жизни ничего не происходит случайно.

Выключив свет в спальне дочери, я вернулся в гостиную и налил нам с Ледар по бокалу «Гави деи Гави», охладив его предварительно в ведерке со льдом. Не слишком радостно чокнувшись, мы задумчиво потягивали вино, пока Ледар не прервала молчание:

— Джек, как ты себя чувствуешь? Ты ведь еще не совсем поправился и, должно быть, сильно устал.

— Я так переволновался, что и забыл о своем ранении, — ответил я, приложив руку к голове, а потом к груди.

— А как твой глаз? — спросила она. — Все еще мутный?

Я закрыл рукой правый глаз и посмотрел на нее левым.

— Киномеханику следует что-нибудь подкрутить… но совсем немного. Зрение восстанавливается.

— Я позвонила Майку и сообщила ему, что это генерал предупредил Интерпол, — сообщила Ледар. — Майк явно вздохнул с облегчением. Думаю, он подозревал Кэйперса.

— Проект трещит по всем швам, — заметил я.

— Наоборот, Майку понравилось, — ответила она. — Ему понравилось то, что генерал во второй раз предал сына. Он сказал, что в этом есть нечто библейское.

— Жуть, — отозвался я. — Все плохое, что происходит с нами, фильму Майка идет только на пользу.