Пляжная музыка

— Здесь достаточно глубоко, — предупредил Кэйперс.

— Еще немного, — сказал Джордан.

— Мы в городе акул, Соединенные Штаты Америки, — заметил Майк.

— Мы не являемся звеном их пищевой цепи, — возразил Джордан.

Через двадцать футов он соскользнул с доски и присоединился к нам, и мы стали следить за игрой лунного света на поверхности воды. Луна проливалась на Атлантику, словно вино из опрокинутого бокала. Течение омывало наши ноги, болтающиеся в воде, точно приманка. Вдалеке еле светился огонек в доме смотрителя, где мой дед, должно быть, сейчас читал книгу под музыку кантри. Мы были так далеко, что дом напоминал корабль, выкинутый на берег. В кругу лунного света мы казались самим себе жемчужинами, формирующимися в мягких тканях устрицы. Биение наших четырех сердец пробудили любопытство черного окуня, помпано и мерлангов, которые кружили в поисках пищи прямо под нами.

В двадцати ярдах от нас неожиданно послышался такой громкий всплеск, что мы вздрогнули.

— Дельфин, — сказал я. — Слава богу, не большая белая акула.

Затем второй дельфин, вспенив воду, направился к нам, а потом третий, четвертый… Они окружили доску, и мы почувствовали взгляд этих огромных таинственных существ. Я протянул руку, чтобы погладить одного из них по нефритовой спине, но дельфин ушел на глубину, и моя рука схватила лишь лунный свет в том месте, где спинной плавник разрезал шелковую воду. Дельфины, очевидно, унюхали в морском течении наш мальчишеский запах и уловили пение наших гормонов. При появлении дельфинов никто из нас не произнес ни слова: это зрелище было настолько удивительным и прекрасным, что мы инстинктивно затаили дыхание. Дельфины исчезли так же быстро, как появились. Должно быть, поплыли на юг, где было больше рыбы.

Каждый из нас на всю жизнь запомнит эту ночь, когда мы дрейфовали на волнах. В тот год мы как раз должны были перейти в старшие классы, переступив тонкую черту, отделяющую наше детство от юности, а потому восхищались собственной отвагой, тем, что могли плыть вдали от бдительного ока наших родителей, полностью отдавшись судьбе и равнодушно глядевшим на нас звездам. Для меня это был упоительный миг свободы и безудержного восторга. Тогда в окружении дельфинов мы заключили безмолвный договор. Каждый из нас в своем воображении будет снова и снова возвращаться к той доске для серфинга и к той ночи, когда счастье было так близко, что до него, казалось, можно было дотронуться рукой.

Более часа мы дрейфовали по нашему собственному Гольфстриму, говорили о будущей жизни, шутили, рассказывали истории, так сближающие и сплачивающие подростков.

В предварительных беседах со мной и Ледар о мини-сериале Майк настойчиво обращался к тем событиям.

— Кто в ту ночь завел разговор о самоубийстве? — спросил меня Майк.

— Кэйперс, — припомнил я. — Он хотел знать, каким образом, если у нас будет выбор, мы совершим самоубийство.

— А что сказал я? — поинтересовался Майк. — У меня дерьмовая память.

— Ты говорил об алкоголе и таблетках, — вспомнил я. — Признался, что украл у отца его любимый бурбон, а у матери — снотворное.

— Я бы и сейчас это выбрал, — согласился Майк.

— Я сказал, что пустил бы себе пулю в лоб. А вот Джордан заранее спланировал свое самоубийство.

— А вот это я помню, — отозвался Майк.

— Он сказал, что украдет лодку с причала на острове Поллок. Он отправил бы отцу с матерью письмо, где сознался бы, как сильно любит мать и как сильно ненавидит отца. Он обвинил бы отца в собственном самоубийстве. Украв лодку, вышел бы в море и плыл бы, пока хватит бензина. Затем аккуратно вскрыл бы себе вены, залив кровью всю лодку, чтобы отец полюбовался на кровь родного сына. А вконец ослабев, соскользнул бы за борт, чтобы отдать свое тело Кахуне, богу прибоя. Он знал: отец жутко разозлится, что некого будет хоронить.

— Он что, уже в восьмом классе все это знал? А что сказал Кэйперс насчет самоубийства?

— Да ничего. Кэйперс заявил, что не принимает самоубийства. Это, мол, выбор трусов. Он предпочитает бороться до конца со всеми трудностями, которые встанут у него на пути.

— Какое благородство! — усмехнулась Ледар.

— Ты просто пристрастна, — заметил Майк.

— Нет, — возразила Ледар. — Бедный Джордан. Должно быть, ему было намного тяжелее, чем мы предполагали.

— Из этого вышла бы прекрасная сцена, — мечтательно произнес Майк.

Но я знал, что среди нас, плывших в ту ночь на доске, Кэйперс был центральной фигурой. Кэйперс жил безупречно: он заключил себя в оболочку собственных представлений о себе и поступательно двигался к осуществлению своей мечты. Он единственный из нас внимательно изучал себя на разных стадиях жизни. Сомнения были ему неведомы. Он всегда знал, куда идет, и заранее определял все узкие места прибрежной навигации.

Мы обнаружим это гораздо позднее, когда случайно окажемся у Кэйперса на пути. Но в то лето наша дружба только окрепла. Однако история ее принесет горькие плоды и в один прекрасный день заставит плакать всех, кто нас любит.

Часть IV

Глава двадцать вторая