— На самом деле единственная вещь, что не имеет цены, — это хороший генофонд! — рассмеялся Кэйперс и, повернувшись ко мне, поинтересовался: — Слышал насчет четверга?
Я покачал головой, а Майк поспешил объяснить:
— Я просил Ледар передать тебе, чтобы ты не занимал вечер четверга.
— А что будет? — удивился я.
— Цветомузыка, — произнес Кэйперс, бросившись в сторону приехавшего за Стромом Термондом лимузина.
— Ничего не могу сказать. Даже Кэйперс не совсем в курсе. Но будет нечто грандиозное. Возможно, это станет величайшим вечером в нашей жизни.
— Ну скажи хоть что-нибудь.
— Звонил Джордан, — ответил Майк. — Он хочет, чтобы мы еще раз собрались все вместе.
— Я думал, он в Европе, — с трудом выдавил я, потрясенный этим сообщением.
— Джек, спорим, что ты врешь, — рассмеялся Майк и добавил: — Ладно, расслабься. Джордан сам со мной связался. Мне не удалось его выследить.
— И где мы должны встретиться?
— Всему свое время. Мы пока еще на стадии переговоров. Это словно поймать Святого Духа! Но думаю, это большая победа для нашего маленького фильма. Джордан хочет очной ставки с Кэйперсом.
— А почему он связался именно с тобой? — поинтересовался я.
— Он наконец-то согласился продать мне историю своей жизни. Похоже, он решил сдаться, — объяснил мне Майк. — И если хочешь знать мое мнение, ему нужны деньги на адвоката.
— Майк, — прорычал я, схватив его за руку, — если или ты, или Кэйперс попытаетесь сделать так, чтобы Джордана арестовали, то я утоплю вас в аквариуме с лобстерами в «Харрис Титере»
[187].— Клянусь, тут я на твоей стороне, — поспешил успокоить меня Майк. — Кэйперс не рискнет встать у меня на пути.
— Будь осторожен, — предупредил его я. — Половина присутствующих здесь были на заупокойной службе в семьдесят первом. Они все еще считают, что Джордан мертв.
— Это добрые христиане, — улыбнулся Майк, оглядывая толпу. — Версию воскресения из мертвых проглотят за милую душу.
— А кто еще там будет?
— Переговоры пока идут, — ответил Майк. — Я и так сказал тебе больше, чем следует. Так что не занимай вечер четверга.
— Не смогу. Мне надо в магазин скобяных изделий Фордхама, купить удобрения для моих африканских фиалок.
— Приходи вместе с Ледар, — невозмутимо продолжил Майк. — Подробности сообщу по телефону.
— Майк, а в Голливуде тебя никогда не посылали на хрен? — поинтересовался я.
— В Голливуде все меня страшно боятся, — беззлобно ответил Майк, просто для информации.
— Тогда увидимся в четверг, — бросил я.
— Джек, я ведь был хорошим ребенком?
— Замечательным. Лучшим в мире, — ответил я.
— Но тебе не нравится, каким я стал. Так ведь? — не унимался Майк.
— Очень не нравится.
— Джек, даже законы гравитации не могут остановить свободное падение, — произнес он с горечью. — Однажды я посмотрел на себя другими глазами. Молодой человек на взлете. Человек известный и состоявшийся. Потом мысленно прокрутил фильм о собственной жизни и пришел в ужас. Я позорю собственную мать.
— Стань лучше, Майк. Мы ведь южане. В этом много плохого, однако сердце у нас открыто для добра. Вот такие мы люди.
— А! — воскликнул Майк, внимание которого привлек «фольксваген» с открывающимся верхом шестьдесят восьмого года выпуска, когда-то ярко-желтый, а теперь выгоревший на солнце и ужасно грязный. — Посмотри, что там едет по аллее! Ты, случайно, не на этой машине ездил в колледже?
— Она по очереди переходила ко всем моим братьям. Теперь на ней ездит Джон Хардин. Он везет маме подарок, — объяснил я.
Джон Хардин лавировал на своей машине, из которой торчала какая-то накрытая одеялом мебель, между припаркованными автомобилями до тех пор, пока не подъехал к центральному столу с Люси во главе. Народу уже поубавилось, но самые близкие друзья матери остались, а бармены деловито готовили коктейли в обеих половинах дома. Ли сидела подле Люси, которая развлекала гостей за столом историями, очаровывая всех своим искрометным, но абсолютно беззлобным юмором. Ли видела, как бабушка прямо-таки завораживает аудиторию, останавливаясь на полуфразе и вопросительно поднимая одну бровь, перед тем как перейти к кульминационному моменту. Дома Ли пыталась опробовать этот способ на мне, но так и не смогла приподнять одну бровь, чтобы тут же не вздернулась и другая. Пока Ли смотрела во все глаза, натренированная бровь Люси успела нацелиться на автомобиль Джона Хардина, подъезжающий прямо к ее столу. Джон Хардин часто выводил мать из себя, но ее любовь к нему, обиженному судьбой ребенку, была безграничной. Она и сейчас старалась не показывать своего беспокойства, когда сын слишком уж цветисто приветствовал сидящих за столом. Он закончил мастерить свой подарок и приурочил это специально к ее празднику. Толпа зааплодировала, когда Люси поднялась и, взяв за руку сына, пошла к машине. Джон Хардин так волновался, что аж вспотел.