Пляжная музыка

— Расслабьтесь, мальчики, — постарался утешить нас отец. — Я знаю эту женщину там, в палате, как никто другой. Она такая сильная, что легко справится. Просто она слишком красива, прямо картинка, и это вводит людей в заблуждение. Но женщина, подарившая вам жизнь, — самый настоящий троянский воин. Вы можете сунуть ее руку в огонь, но и тогда она не выдаст вам пароль для прохода в Трою.

— Наш папа — прямо-таки Гомер, — ухмыльнулся Ти.

— Присядь, па, — предложил Даллас. — Скоро придет ее врач. Он сообщит, как дела.

— Нет такого рака, который мог бы убить Люси Макколл, — не сдавался судья. — Она крепкий орешек. Я должен пойти туда и сказать, что я на ее стороне. Я всегда мог успокоить Люси, когда все кругом летело к чертям. Я был ее скалой, ее тихой гаванью во время шторма. На протяжении всей моей адвокатской карьеры многие люди приходили ко мне с просьбой представлять их интересы. Я законник и всегда был таковым. Я знаю законы от и до. Знаю величие закона и его бессердечность.

— Эй, папа, — не выдержал Даллас, — мы не перед судом присяжных. Мы твои сыновья. Не надо произносить перед нами речи.

— Когда закон несовершенен, я часто опираюсь на силу молитвы.

Этот разговор привел Ти в крайнее раздражение.

— В пьяном виде он мне больше нравится.

— В пьяном виде он никому не нравится, — поправил его Даллас. — Его можно терпеть, только когда он в отключке.

— Давай прокатимся, — предложил Дюпри Джону Хардину, возбужденно расхаживавшему по комнате, словно леопард в новой клетке.

— Перестань, папа, — сказал я.

Мне не понравилось то, что я увидел в глазах Джона Хардина. Казалось, на него накатывает мутная волна. Такие глаза бывают у загнанной лошади.

— Братишка, дай-ка принесу тебе кофе, — предложил Джону Хардину Ти.

— От кофеина ему только хуже, — встрял Дюпри.

— Тебя что, наняли ко мне сторожевым псом? — процедил сквозь сжатые зубы Джон Хардин. — Откликнулся на объявление? Кто предложил тебе работу надзирателя? Кто приказал управлять моей жизнью?

— Все как-то само собой получилось, — ответил Дюпри, нервно листая журнал. Дюпри был напряжен и готов действовать. — Слепая удача.

— Да он надо мной издевается. Вы свидетели: он специально выводит меня из себя. Все так тонко. Сразу и не расслышишь. Но он как эхо. Я произнесу что-нибудь, а его голос слышится через две секунды. В нем всегда легкое неодобрение. Поправка. Комментарий, из которого следует, будто я сумасшедший на свободе. Он видит только то, что хочет видеть. Но вы же понимаете, что я абсолютно нормальный. Мне нужно лишь немного покоя и тишины. Да, я переживаю за маму. Никто не говорит о ней правды. Но меня не проведешь. Я всех насквозь вижу. Я не говорю, что мама здорова. Может, у нее грипп. Но только не лейкемия. Лейкемия! Мама и лейкемия! Этого не может быть! Закон средних чисел, парни. Зарубите это себе на носу.

— Мы все понимаем о маме и лейкемии, — произнес я. — Можешь мне поверить.

— Это шутка, — сказал Джон Хардин.

— Сегодня ночью я не мог уснуть… — начал было отец, и, когда он заговорил, у него задрожали руки.

— Ночью он спал как убитый, — прошептал Даллас, подошел к окну и открыл его, впустив в комнату запах реки.

— Итак, прошлой ночью я молил Господа о чуде и, когда утром увидел восход солнца над Атлантикой, понял, что Он услышал мои молитвы и отсрочил свидание бедной Люси с черным ангелом смерти.

— Я и не знал, что ангел чернокожий, — хмыкнул Дюпри, не глядя на отца, так как следил за каждым движением своего брата Джона Хардина.

— Заткнись, папа! — завопил Джон Хардин. — Неужто не понимаешь, когда надо заткнуться? Там, наверху, спутники. В милях отсюда. Их запустили русские. Ангелы слушают нас оттуда. С помощью спутников. Спутники связаны с этими световыми установками. И каждый может слышать, что мы говорим или думаем. Так что будет лучше, если ты заткнешься.

— Пошли, Джон Хардин, — позвал брата Дюпри дружелюбным, но твердым голосом.

— Оставь мальчика в покое, — велел судья. — Он расстроен из-за матери.

Даллас посмотрел на меня и удивленно сказал:

— Так вот почему ты живешь в Италии. Ты самый умный из нас.

— Там на всех места хватит, — ответил я, не спуская глаз с Дюпри, который направлялся к Джону Хардину.

— Братишка, самое меньшее, что меня волнует, так это спутники и ангелы, — попытался успокоить Джона Хардина Ти.

— Ты не видел картины в целом, — объяснил Джон Хардин.

Тут неожиданно открылась дверь и в комнату вошли Стив Пейтон, лечащий врач Люси, и Джеймс Питтс. У доктора Питтса на глазах были слезы, а когда доктор Пейтон постарался его успокоить, Джон Хардин начал истошно кричать.

— Тихо, сын! — приказал судья. — Это больница. Тебя могут вызвать в суд.

Именно слезы отчима так взволновали Джона Хардина. У мужской половины Макколлов они были не в чести. Они были как редкий жемчуг в сокровищнице, где хранилась печаль.

— Без изменений, произнес доктор Пейтон. — Ничего хорошего сообщить не могу, кроме того, что она пока еще держится.

— Возьми себя в руки, мальчик, — приказал судья своему бьющемуся в истерике сыну, который начал тихонько постанывать, когда врач заговорил.