Пляжное чтение

Эту пристань GPS моего телефона нашел без проблем. До нее было четыре минуты езды. Два поворота, и показалась темная парковка, где стояли еще две машины, вероятно, служебные. Я вышла и двинулась по причалу, никто не бросился меня прогонять. Я была совершенно одна, слушала тихий плеск воды об опоры дока и мягкий стук и шлепанье весел по воде. Я не знала, что ищу, но понимала, что узнаю, если увижу. И крепко держала письма в руке, пока шла вдоль причала по убегающим вдаль дорожкам.

А потом появился он, чисто белый парусник, с синими буквами, с поднятыми парусами и названием «Январия» на борту.

Я неуверенно взошла на борт и, сев на скамейку, уставилась на воду.

– Папа, – прошептала я.

Я не была уверена в том, что верю в загробную жизнь, но думала о времени и представляла, что вижу отца. Каждое мгновение в этом пространстве стало особым. Я почти слышала его голос. Почти чувствовала, как он касается моего плеча.

Я снова почувствовала себя такой потерянной. Каждый раз, начиная искать дорогу в свое прошлое, я ощущала, что соскальзываю все ниже в пропасть. Как мне пришло в голову доверять тому, что было у меня с Гасом? Как я вообще могу доверять своим чувствам? Люди ведь такие сложные.

Они – не математические задачи, а собрание чувств, случайных решений и слепого везения. Мир ведь тоже сложен. Он скорее походит не на прекрасно-туманный французский фильм, а на фильм-катастрофу, где ужасный беспорядок перемежается с блеском актерской игры, красивой любовью и притянутым за уши смыслом.

Легкий ветерок трепал письма у меня на коленях. Я смахнула волосы с заплаканных глаз и открыла первый конверт.

Дорогая Январия!

Сегодня ты родилась. Я знал об том заранее, но все равно с напряжением ожидал этого в течение нескольких месяцев. В этом нет ничего удивительного. Мы с твоей мамой очень хотели тебя еще до того, как ты появилась на свет.

Чего я не ожидал, так это того, что сегодня я тоже почувствую себя заново рожденным.

Ты сделала из меня нового человека – отца Январии, и я знаю, что буду им всю оставшуюся жизнь. Я смотрю на тебя сейчас, Январия, когда пишу эти строки, и едва могу заставить себя написать эти слова на листе.

Я в шоке, Яна. Я не знал, что могу стать таким человеком. Не знал, что могу чувствовать все это. Не могу поверить, что когда-нибудь ты будешь носить рюкзак, знать, как держать карандаш, иметь свое мнение о том, как тебе нравится зачесывать волосы. Я смотрю на тебя и не могу поверить, что ты станешь еще более удивительной, чем есть сейчас.

Десять пальцев на руках. Десять пальцев на ногах. И даже если бы у тебя не было одного из них, ты все равно осталась бы самым великим существом, которое я когда-либо видел.

Я не могу этого объяснить. Ты же чувствуешь все сама. Теперь ты достаточно взрослая, чтобы читать письма и знать, кто ты, и у тебя есть слова для того, чтобы назвать то, что ускользает от меня. То, что отличает тебя от всех остальных.

Наверное, мне следует рассказать кое-что о себе, о том, кто я сейчас, когда смотрю, как ты спишь на груди у матери.

Что ж, приятно познакомиться, Январия. Я – твой отец, человек, который тебя создал из ничего, практически с нуля, но пока есть только крошечные пальчики.

* * *

По одному письму на каждый год, всегда писались в один и тот же день, день моего рождения.