Променад перед Олбани-авеню — там, где главные улицы сходятся вокруг монумента в двух кварталах от пляжа, — узок и тих. Идя между Шелом и Джефри, я вспоминала, как в детстве ходила на пирс со своими кузенами. Вокруг Аскот Плейс было очень тихо, и фонари не могли разогнать темноту. Справа был пляж, слева — огромные старые дома, пустые пространства песка и густых камышей. Теперь между старыми домами поднимались прекрасно освещенные двадцатиэтажные здания.
Но настоящий шум и гам начинался за Олбани-авеню. Когда-то на променад выходили отели и магазины с витринами, полными хрусталя и золота, фарфора и модной одежды, галереи с игральными автоматами, фотоателье и заведениями гадалок, кафе, кондитерские.
Сегодня же я видела толпы, снующие между ярко освещенными отелями-казино, занявшими место старых гостиниц и дорогих магазинов.
В ресторане Барни Шел ел с аппетитом, но был необычайно тих. Как только Джефри заплатил, Шел ушел, холодно поблагодарив его и ни слова не сказав мне. Я попыталась извиниться перед Джефри за поведение Шела, надеясь, что он поймет.
— Вы сегодня уже второй раз извиняетесь за поведение сына.
— Второй…
— Помните автоответчик?.. днем?
Я улыбнулась и кивнула.
— Чудесный мальчик, Алисон.
— Он был груб, Джефри.
— Ему восемнадцать лет. И он ревнует.
— "Ревнует"? — удивилась я.
— Боюсь, что посягнул на время, которое он хотел провести с вами, и поэтому он расстроился.
— Но это невозможно! Мы с Шелом прекрасно понимаем друг друга.
— Может, вы и правы. Но подростки непредсказуемы. Они часто видят все не так, как их рассудительные родители.
И я задумалась о несоответствии между реальностью Шела и своей, и, как рассудительная, самодовольно решила, что вижу истинный мир.
—… Алисон? — голос Джефри вторгся в мои воспоминания.
— Извините, Джефри. Что вы сказали?
— Я ничего не сказал. Просто интересно, о чем вы задумались.
— О Шеле. Когда он был маленьким.
— Они имеют привычку вырастать, стоит нам отвернуться.
— Мне не хочется говорить об этом.
— И раз уж мы вспомнили о маленьких мальчиках, маленький мальчик во мне мечтает о сливочном мороженом с фруктами и шоколадом.
— Звучит аппетитно, — сказала я, стряхивая ностальгию. — В следующем квартале, сразу за мадам Зора.
— А может, сначала узнаем свою судьбу?
Подпав под чары променада — единственного места в моем мире, где есть такое мороженое и можно узнать судьбу по ладони, я согласилась, и мы вошли в дверь под вывеской: "Мадам Зора — предсказательница и советчица".
Крупная женщина в крестьянской блузе и юбке, стоявшая справа от входа, указала на меня.
— Только вы, — сказала она и прошла в одну из двух занавешенных кабинок в глубине маленькой комнаты.
Усевшись за столик напротив нее, я заметила карты.
— Вы пользуетесь картами? — спросила я.
— Для вас никаких карт. Карты бывают опасны, — ответила она, беря мою правую руку в свою.
Вдруг мне захотелось оказаться где-нибудь подальше от нее.
— Не бойтесь, — понимающе сказала женщина. — У вас хорошая рука. Вы умны, заботливы, чувствительны, хороший друг, и у вас хорошая интуиция.
Она взглянула мне в глаза.
— Через две недели, или два месяца, или два года вы выйдете замуж… за человека, который заботится о людях… за врача.
Я улыбнулась, подумав, можно ли считать психиатра врачом.
— В вашей жизни есть дверь. Один мужчина выходит, а другой входит. И еще одна дверь. Она заперта… и у вас есть тайна. Вы посмотрите в зеркало и вспомните.
Мне показалось, что она набросила на мои плечи тяжелую кольчугу. Я вопросительно посмотрела на нее, но она отпустила мою руку.
— Теперь мужчина, — сказала она.
Джефри на несколько минут исчез за занавесом, затем появился в сопровождении мадам Зора. Он взял меня под руку, и мы вышли на променад, а мадам Зора крикнула нам вслед:
— Мадам, сновидения — зеркала наших душ!
— О чем она говорила? — спросил Джефри в кафе-мороженом.
— Я не совсем уверена. Но она сказала что-то о том, что я вспомню какую-то тайну, глядя в зеркало. А что она сказала вам?
Джефри заказал две порции шоколадного мороженого с фруктами, орехами и взбитыми сливками.
— Она сказала, что я добрый и умный, и заботливый. И она сказала, что я скоро женюсь.
— Похоже, она всем говорит одно и то же.
— Но она ничего не сказала мне о тайнах.
— И она говорила о сновидениях. Интересно, имела ли она в виду, что я узнаю эту тайну из снов… потому что в последнее время я вижу очень странные сны, — сказала я…
— Вы уверены, что все в порядке? — спросил Джефри, когда мы возвращались домой.
— Я пыталась кое-что вспомнить. Но чем больше я старалась, тем дальше это ускользало. Очень странное чувство.
— Память иногда коварно шутит, — сказал Джефри.
— Да, — согласилась я и снова замолчала, и молчала всю дорогу домой, пока Джефри болтал о разных несвязанных предметах. Или они казались несвязанными мне, поскольку мне было трудно сосредоточиться. Я была очень занята собственными попытками вспомнить что-то, возможно, никогда и не происходившее.
— Вы такая тихая последние полчаса, Алисон, — сказал Джефри, когда мы вошли в мою квартиру. — Снова думаете о Шеле?
— Нет-нет. Ничего особенного.