Плиомикон (СИ)

Последним стал большой, даже чудовищно большой человек — гора мышц, вылитых из бронзы. За ним следовал отряд механиков, которые, игнорируя возмущения петрамантов, ставили на гусеницы и колеса титановые блокираторы, не позволявшие сдвинуть технику с места. Закончив и оставив своих людей одних, он поднялся к своей госпоже.

Наконец, когда все они были наверху, на чем-то вроде импровизированной сцены, Майя Бортеас сняла со своего лица маску. Под ней оказалась светловолосая женщина, чье лицо было усеяно страшными шрамами, она нажала на кнопку на запястье и сказала в чудовищно мощный громкоговоритель:

— Петраманты уйдут отсюда целыми, невредимыми и с полагающейся им наградой. Любой, кто не согласен с моим решением, будет врагом мне лично.

Глава 5

—…нихера в этом хорошего нет, — бурчала по радиосвязи приземистая, коренастая женщина, второй бетономеханик Церея. — Подставой несет за километр…

— Не трындеть на аварийных частотах! Сели и сидим, ждем, слушаем, — гаркнул Керон, прерывая вещание той, что говорила до него.

Штурм гидромантов, признаться, был куда более простым и понятным, чем то, что происходило сейчас. Племя, тысячи человек жались друг к другу, запирались в своих убогих мобильных жилищах, прицепах-трейлерах, вагончиках, а меж кривых рядов их лагеря медленно прохаживались гвардейцы с фонариками, изредка перекидываясь парой слов с особой службой аэромантов под руководством некой Киры-лисицы.

— Слыхал я про них… — проигнорировав приказ, заговорил другой петрамант. Голос его тихо шипел в сотнях шлемофонов и радиоприемников. — Людей этих, что с ней были, называют кое-где "vdélles"…

— Пиявки, — вторил другой. — Это с древнеэллинского.

— Ага, — снова занял частоту первый. — Говорили, будто бы они кровь своих жертв пьют, да пока те еще живы. А их хозяйка…

— Боги, да почему ж мы сюда пошли? Да если б я знал, что здесь ЭТА женщина правит…

— Я щас начну раздавать лещей! — рявкнул Керон, пытаясь строгостью своей успокоить своих людей. — И речь не про рыбу! Тишина на частоте, цирк бродячий…

И снова повисла гнетущая, мрачная тишина. Гулко звучали в занятом петрамантами тоннеле шаги гвардейцев, стук их тяжелых, оштампованных сталью сапогов. У каждого на уме было что-то свое: кто думал о семье, о детях, кто о самом себе… Были и те, кто размышлял о судьбе этого цеха, о людях, что привыкли жить спокойной, сытой жизнью на отшибе заселенных частей Плиоса, а теперь их жизнь все быстрее летит под откос. И самым страшным было то, что они не умрут сразу — они и их дети будут мучаться, оплакивать убитых в эту ночь сородичей, затем голодать, страдать от жажды… И так будет до тех пор, пока последний, изголодавшийся плебей не сожрет останки своего соседа, которому повезло стать предпоследним.

Конечно, многие просто уйдут, попытаются податься в чужие цеха, да только кому они там нужны? Благородным, в общем и целом, были рады везде, умельцы нужны были в каждой семье. Необразованным плебеям же была уготована участь в лучшем случае стать рабом при каком-нибудь богатом семействе и остаток жизни вкалывать за краюху хлеба, надрывая спину, или навечно оказаться заложником одного из "красных домов", о которых Техей слышал лишь краем уха. Словом, людей здесь не ждало ничего хорошего, и никто никак не мог понять причину такого предательства со стороны их госпожи.

Гвардейцам, врассыпную разбежавшимся по цеху, приходилось теперь отлавливать особо ретивых защитников родины, защищать петрамантов, повинуясь слово своей госпожи. Маленькими, сплоченными боевыми отрядами они патрулировали цех, в воздухе которого все еще чувствовалась остаточная влага, жалкие крохи того, что каких-то несколько часов назад было достоянием общины.

— Я не понимаю… — тряхнул головой Техей, пристально глядя на тусклый, крохотный огонек керосиновой лампы. — Зачем все это? Зачем она это сделала?

— Успокойся, Техей, — негромко отвечал ему Эол, разливая по жестяным кружкам горячий чай из тоннельных трав. — Сейчас ты все-равно никак на происходящее не повлияешь. Выпей чаю.

— И что мне, просто сидеть? И ждать? Чего ждать, Эол? Пока те люди вымрут или пока нас перережут во сне, а?

— Мысли у тебя правильные. Подход — нет. Так, слушай… Я расскажу тебе историю, идет?

Техей кивнул и принял из рук Эола горячую кружку. Мужчина сел рядом, на коврик с причудливым восточным узором, расстеленный внутри их крохотного жилища. Тускло сверкали отблески лампы на металлических стенах, выхватывали из темноты свернутые, перевязанные ремнями теплые спальные мешки, вручную сделанные мастерицами племени. Прихлебнув чая, Техей начал медленно, но верно успокаиваться, ощущение родного дома, родных жестяных стен, пусть и кочующих постоянно с места на место, помогало. В какой-то момент он перестал считать в уме, как делал это всякий раз, когда на него накатывало волнение, и Эол, увидев, как успокоились дрожащие, безумно бегающие глаза воспитанника, начал свой рассказ: