Плёвое дельце на двести баксов

Рассматривать красоты кабинета не стал, сразу двинулся по диагонали в дальний угол.

Вот она, медвежья голова!

Дернул ее, подалась легко. И действительно — под ней небольшой сейф.

Ну что ж, осталось только набрать знакомую комбинацию цифр.

И тут, к своему изумлению, я, видимо, от пережитого волнения забыл, как набирать шифр! Помню, конечно, — 1, 2, 3, 4, 5. Но в каком порядке? Может, наоборот — 5, 4, 3, 2, 1?

Но тут же выяснилось, что зря я и дергался-то.

— Привет, любимый мой! — раздался сзади голос, вроде бы мне знакомый.

Я резко обернулся: передо мной стояла… Эмма. И держала в руках нацеленную на меня и уже известную мне «беретту» девятого калибра на боевом взводе.

Так вот оно в чем дело…

* * *

В своей избенке на холме, что располагался напротив Розового дома, Владимир Евгеньевич торчал уже целые сутки, а может, и того больше — он не следил за временем. Но результата не было.

Да, Дерябин наблюдал разговор своего главного врага секретаря Андрея с его боссом, ну и что с того? Звукоуловитель с такого расстояния не сработал, а из здания собеседники так и не выходили.

Само же по себе визуальное наблюдение — хотя бы для интеллектуального анализа — ничего не давало.

Неясной оставалось и участь Ирины, к которой как-то неожиданно для себя он стал испытывать нечто вроде чувства нежности — сказалось, видимо, то обстоятельство, что он слишком долго думал и гадал о ее судьбе. И эта девушка как бы виртуально стала близким ему человеком. А о том, что с ней могло статься, доктор думал со все возрастающим беспокойством.

В конце концов он решил, что только зря теряет время. Надо пока выкинуть из головы свои неопределенные, толком не оформившиеся планы о мести секретарю олигарха за нанесенное Владимиру Евгеньевичу оскорбление и заняться активным поиском Ирины — девушки ему теперь небезразличной. Вдруг с ней действительно случилось что-то страшное, и ей требуется немедленная помощь? Возможно, именно он сумеет эту помощь Ирине оказать.

Дерябин определил для себя время окончательного отъезда домой — восемь часов вечера, — а пока решил все-таки продолжать наблюдение: вдруг, да напоследок обнаружится что-нибудь интересненькое.

Однако ничего особенно любопытного ни на территории особняка, ни на подъезде к нему по-прежнему не происходило, и это однообразие в конце концов утомило его, и пожилой человек незаметно для себя закимарил.

Во сне он увидел совершенно удивительную картину. Недалеко от Владимира Евгеньевича, на топчане, сидела Ирина и крутила в руках его «вальтер». Она пару раз передернула затвор, вынула обойму, пересчитала патроны, вставила ее назад и заключила, повернув к Дерябину голову:

— Отличная пушка, док. Ты понимаешь толк в оружии. Наш человек. — После чего девушка сделала глоток из большой бутылки «Наполеона», стоявшей рядом с ней, и закусила из пакета с хрустящим картофелем. — Я, пожалуй, позаимствую у тебя эту игрушечку, а то в моей патроны кончились. А тут в трех обоймах аж тридцать штук. — Она вновь повернула к нему голову. — Ты не бзди, старый, я заплачу. Только попозже. У меня сейчас бабок нет. Папуля кислород мне в банке перекрыл. Но ничего — все поправимо.

Специфический коньячный запах ударил в нос Владимиру Евгеньевичу, и он решил, что сон этот чересчур натурален. Дерябин в буквальном смысле протер себе глаза — видение не исчезло. Видение это продолжало сосать из горлышка коньяк и хрустеть картошкой.

— Ирина, вы как сюда попали? — все еще не вполне доверяя собственным глазам, тихо спросил он.

— Наверно, так же, как и ты, старый хрен. Что ты вообще здесь делаешь? Впрочем, это как раз понятно. Лучше скажи, на кого работаешь? А впрочем, и это ясно — на Вельтмана.

— Да я, собственно, ни на кого не работаю. Я о вас беспокоился, потому и… — Владимиру Евгеньевичу действительно трудно было объяснить свое пребывание здесь вместе со средствами наружного наблюдения и прослушивания, и он, окончательно растерявшись, замолчал.

— Не парься, дед! — ободрила его собеседница. — Мне теперь что Вельтман, что собственный пахан — один хер. Мой папуля обложил меня со всех сторон, как дикого кабана. Вот и приходится в такой вот конуре пока отсиживаться. Но это ненадолго.

— А за что он на вас ополчился, Ирина? — обрадовался Дерябин перемене темы.

— Да, можно сказать, благодаря тебе, док. Хороший ты мне курс лечения прописал. Натуральный экстрим. Маялась я душой года два, не знала, куда руки приложить. Все вроде бы в жизни испробовала, и осточертели мне до тошноты — и пьянки, и наркота, и секс во всех видах. Думала уже — ну ее к той самой матери, эту жизнь. Пулю в лоб — и дело с концом. Но тут ты появился на моем горизонте, док, со своим чудо-пойлом. Я, помнится, как хлебнула его разок, другой — и все в моей голове и жизни разом перевернулось.

— И что же вы почувствовали в тот момент, Ирина? — спросил Владимир Евгеньевич не без гордости за дело своих рук.