Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

Сама Плисецкая, описывая свою творческую манеру, признавалась, что эмоции для нее всегда были важнее рациональности: «Я никогда не делала роли, когда я не чувствовала, что могу их сделать искренне. Например, “Коппелия”, “Тщетная предосторожность” … Чудные, изумительные роли. Но они мне не подходили. И не надо браться за то, что не подходит. Единственное, чего не случилось, но что мне очень хотелось, – это комедийные роли. А получалось всегда со смертями». Но как прекрасно она умирала! Сравниться в этом с ней могла только другая главная балерина Советского Союза – Галина Уланова. Или все-таки Плисецкая – с ней?

Тень Улановой

Если на Западе вы заговорите о советском балете, то вам назовут два имени, с которыми он ассоциируется: Галина Уланова и Майя Плисецкая. Почему именно они? Ведь в Советском Союзе было много прекрасных балерин. Сама Плисецкая среди своих кумиров называла Марину Семенову и Аллу Шелест, но на Западе их фактически не знают. Почему? Потому что не видели. А Уланову и Плисецкую, а потом и Максимову с Васильевым, и много кого еще – видели. Могли сравнить со своими звездами, оценить ту самую русскую балетную школу, которая создала, например, американский балет. Где бы он был, если бы не петербуржец Георгий Баланчивадзе, известный миру как Джордж Баланчин? Гастроли Большого театра сделали сначала Уланову, а вслед за ней и Плисецкую мировыми звездами. Эта последовательность – первой Уланова, а потом Плисецкая – имеет значение.

Сначала, конечно, была Уланова. Многое в их творческой судьбе определила разница в возрасте: Галина Сергеевна была старше Майи Михайловны на 16 лет. Она была ученицей Вагановой, но ни Ваганова, ни Уланова это никогда не подчеркивали. Почему? Да потому, говорят знающие люди, что особых технических способностей у Улановой не было, и потому Ваганова не числила ее среди своих лучших учениц. Несмотря на это, Уланова – великолепный пример того, как желание, терпение и труд (изнурительный, да) могут человека средних балетных способностей превратить в легенду и мировую суперзвезду. «Уланова создала свой стиль, приучила к нему, – говорила Плисецкая. – Она – эпоха. Она – время. Она – победа. Она – обладательница своего почерка. Она сказала свое слово, отразила свой век, подобно Моцарту, Бетховену, Прокофьеву». А Галина Сергеевна говорила о Майе Михайловне: «Танец Плисецкой отличается чистотой и мягкостью, свободой и легкостью. У нее большой, широкий, как полет, прыжок, сила и стремительность».

– Какие отношения были у них? – спрашиваю Бориса Акимова.

– Общения не было. Они разные абсолютно.

То, что несколько лет в театре одновременно работали Уланова – признанная звезда, и Плисецкая – очевидная звезда будущего, конечно, играло немалую роль в репертуарной политике. Вот как рассказывает об этом Валерий Лагунов:

– Раньше считалось, что есть амплуа. Сейчас можно все, а раньше больше придерживались амплуа. Однако с Плисецкой другая история, потому что она уникального таланта. Такого таланта не было и не будет. Ей надо было все пробовать.

– И она могла бы?

– Конечно! Она же сделала Джульетту – и здорово сделала. Тень Улановой еще сильна была, понимаете, в то время. Я видел одну репетицию с Майей. Только одну, к сожалению, – она с Леонидом Михайловичем (Лавровским, постановщиком балета «Ромео и Джульетта». – И. П.) репетировала. Но дальше не пошло. Конечно, жалко. Галина Сергеевна – человек жесткий, я думаю, это ее влияние было.

– Чтобы Плисецкая не танцевала? Но ведь у Улановой репутация мягкой, молчаливой…

– Это все внешне.

Галина Уланова стала символом внешне скромной, но психологически насыщенной женственности. Причем изначально это не было ее природой: она была озорным сорванцом, бегала с мальчишками, лазила по заборам – ну, почти бесшабашная Майя. Однако потом жизнь сложилась так (или, вернее, сама Уланова свою жизнь так сложила), что она, кардинально изменив образ, превратилась в фарфоровую статуэтку – трогательную и хрупкую. Это произошло задолго до того, как в театр пришла Плисецкая. Внутренне они были если и не совсем противоположностями (все-таки сорванцами в детстве были обе), то в большом контрасте друг к другу.

– У нас рабочий буфет был, – рассказывает о впечатлившем его эпизоде Валерий Лагунов. – Мы с Майей вместе зашли, она меня с детства поддерживала. Она что-то взяла и села с рабочими. Те онемели. А для нее это совершенно нормально. Абсолютно не было у нее…

– …того, что называется фанаберистость.

– Да. А вот Галина Сергеевна в буфет-то не ходила. Она на подставке все время была, понимаете…

Уланова и Плисецкая танцевали вместе в «Бахчисарайском фонтане»: Уланова была Марией – тихой, печальной, нежной и трепетной, а Плисецкая Заремой – гордой, своенравной, влюбленной до неистовства, способной ради своей любви и убить, и умереть.