Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

По результатам социологического опроса, который специально для этой книги провели в Институте социальных наук Сеченовского университета, абсолютное большинство опрошенных (86,8 %) никогда не были на спектакле с участием Майи Плисецкой, но 76,3 % хотели бы такой спектакль увидеть. Записи спектаклей с ее участием, отрывки из них, фильмы-балеты сейчас доступны в Интернете, но, как говорили мои собеседники, они не всегда передают ощущение волшебства, которое возникало на сцене, когда Майя танцевала. Магия Плисецкой – особая история. О ней – балетной, человеческой и женской – вы тоже прочитаете в этой книге.

Один из важнейших вопросов для любого автора, начинающего писать о легендарной личности, – как эту книгу выстроить? Чисто биографически – родилась, училась, пришла в театр, вышла замуж, стала всемирно знаменитой? Скучно: именно биографий Плисецкой написано несколько. Есть ли смысл снова возвращаться к хорошо известному? Кстати, по результатам социологического опроса, лишь 15,3 % респондентов ничего не знают о Майе Плисецкой, ее имя известно 50,9 % опрошенных, а 34,2 % знают о ней достаточно много.

Когда я писала о Валентине Елизарьеве, вопроса о том, как составить книгу, не было: мне с самого начала было понятно, что ее нужно выстраивать по балетам, которые он поставил. Получилась творческая биография, а еще история про природу творчества – как рождается балет. Но это хореограф, с артистами – другая история. Да и на чисто творческую биографию я не замахивалась, ведь, как вы помните, я журналист, а не балетный критик. Лишь одному балетному соблазну не смогла противиться: «Кармен-сюита». Я решила рассказать об этом балете – между прочим, первом, поставленном специально для Майи, на нее, имевшем для нее особенное значение и смысл, – настолько подробно, насколько это возможно. Я поговорила с его создателями – Родионом Щедриным, Борисом Мессерером, Сергеем Радченко, Наталией Касаткиной и Виктором Барыкиным, который сегодня трепетно сохраняет «Кармен-сюиту» и переносит на другие сцены. Их рассказы составили параллельную историю в этой книге – историю про главный Майин балет.

Я решила сделать главы в книге о Плисецкой тематическими: вот, например, «Лебединое озеро» и «Лебедя» объединяет не только «птичья» тема, но и политические события: как она танцевала «Лебединое», когда ее не выпустили на гастроли в Великобританию, и это было протестом, как танцевала «Лебедя» на гастролях в США в день убийства сенатора Роберта Кеннеди, с которыми был то ли флирт, то ли начало романа, и это было скорбью. Я объединила этих лебедей в одну главу.

Думала о том, как назвать главу об отношениях Майи и Щедрина. Сначала назвала просто «Любовь», ведь это была (и осталась навсегда) именно она – настоящая, живая, трепетная, несмотря на неверие окружающих, слухи и мрачные прогнозы. Но потом… чем больше я разговаривала с людьми, которые видели их отношения на протяжении многих лет, и читала, тем больше убеждалась: Родион Константинович оказался, пожалуй, единственным, кто сумел укротить стихийную Майю. И мне показалось правильным назвать эту главу «Укрощение стихии».

Еще я подумала, что в книге о Плисецкой нельзя обойтись без Испании – страны, которая прошла через всю Майину жизнь: и «Дон Кихот», и «Лауренсия», и, конечно, «Кармен-сюита». И балет в Мадриде, художественным руководителем которого она была несколько лет. Так появилась глава «Вива Испания!».

На самом деле в жизни Майи Михайловны много было такого, без чего нельзя обойтись: ее отношения с Юрием Григоровичем, например – от любви до ненависти. Или отношения с Галиной Улановой – другой великой балериной, имя которой гремело на весь мир. «Если за границей говорят о советском балете, произносят два имени: Галина Уланова и Майя Плисецкая». Как они относились друг к другу, как – такие разные – уживались на одной сцене? Если отвечать коротко, то по-разному, иногда очень сложно, а подробный ответ найдете в главе «Тень Улановой».

Самой сложной для меня главой в книге стала та, что о взаимоотношениях Плисецкой с властью. Но ее нельзя было избежать: дочь репрессированного отца, она подписывала коллективные письма с одобрением политики партии (но в эту партию так и не вступила), также она много писала о том, как КГБ не пускал ее за границу и отравлял жизнь, но при этом дружила семьями с генералами этого ведомства… Я переписывала эту главу несколько раз, понимая, как важно остаться в позиции наблюдателя и давать читателю факты и только факты, а он сам будет решать, как их интерпретировать. Это мой журналистский подход: я вам – факты, вы себе – выводы.

Самый главный вывод, который я сделала, разговаривая с людьми, знавшими Майю Михайловну близко, глядя записи ее спектаклей, читая ее и о ней: она – единственная в своем роде. Другой такой не будет.

Счастлива, что прикоснулась.

Предисловие