Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник)

Она взяла лежавшую на столике телефонную книгу, поискала слово «похоронные» и, конечно же, ничего не нашла. «Ритуальные услуги» – вот как это называется. Охватившее ее при этом раздражение было из той серии, что они частенько испытывали вместе. Похоронные, господи боже мой, ну что плохого в слове «похоронные»? Обернулась к нему и увидела, как он лежит, ею брошенный и беспомощно непокрытый. Прежде чем позвонить, она вправила одеяло в пододеяльник и накрыла его.

Молодой мужской голос спросил ее, был ли доктор, доктор-то приходил уже?

– Да не нужен ему доктор. Когда я пришла, он уже был мертв.

– И когда это было?

– Не знаю… Минут, наверное, двадцать назад.

– Значит, вы вошли и обнаружили, что он скончался? Так… ну а кто ваш доктор? Я позвоню ему, он к вам придет.

В своих деловитых обсуждениях техники самоубийства Нина и Льюис на ее памяти ни разу не поднимали вопрос о том, надо ли сам этот факт держать в секрете или предать огласке. С одной стороны, Льюис, конечно же, хотел, чтобы узнали правду. Хотел, чтобы всем стало известно: это было его обдуманным решением, благородным и разумным подходом к ситуации, в которой он оказался. Но, если взглянуть на ситуацию с другой стороны, можно найти причины, по которым он мог и не хотеть, чтобы это разглашалось. Он не хотел бы, чтобы кто-нибудь подумал, будто все это из-за увольнения с работы, из-за проигранной борьбы в школе. Чтобы они решили, будто он вот так сломался из-за поражения в той схватке? – ну нет, такое у него могло бы вызвать только ярость.

Она смахнула с прикроватного столика упаковки лекарства, целые с пустыми вместе, и спустила их в унитаз.

Похоронщиками оказались здоровенные местные парни, бывшие его ученики, взволнованные несколько больше, чем хотели показать. Врач тоже был молодой и незнакомый: постоянный врач Льюиса пребывал в отпуске в Греции.

– Что ж, Божья милость, значит, – сказал доктор, когда она ввела его в курс дела.

Несколько удивившись, что он так открыто это признал, она подумала, что, если бы это мог слышать Льюис, в словах врача его бы покоробил религиозный призвук. То, что доктор сказал после этого, было куда менее удивительно.

– Не хотите ли с кем-нибудь поговорить? У нас теперь есть люди, которые могут… ну… как бы, помочь вам справиться с вашими чувствами.

– Нет. Нет. Благодарю вас, я справлюсь сама.

– Вы здесь давно живете? Друзья, которые могли бы вам помочь, у вас есть?

– А, да. Да, конечно.

– Вы сейчас кому-нибудь позвоните?

– Да, – сказала Нина. Но солгала.

Как только доктор и мальчишки-носильщики с Льюисом вышли вон (Льюиса несли как какой-нибудь предмет мебели, завернутый в одеяло, чтобы углы не покоцать), она снова принялась за поиски. Теперь ей казалось, что она поступала глупо, ограничивая их область кроватью и тем, что рядом с ней. Мало-помалу добралась до карманов своего халата, висевшего на двери спальни. Превосходное место: ведь она этот халат надевает каждое утро, прежде чем кинуться варить кофе, и каждый раз роется в карманах в поисках салфетки, губной помады… Вот только неувязочка: чтобы добраться до халата, ему пришлось бы встать с постели и пересечь комнату – а ведь он уже несколько недель без ее помощи не способен ступить и шагу.

Но почему эту записку он должен был сочинять и куда-то класть именно вчера? Разве не разумно было бы написать и спрятать ее давным-давно, тем более что он не представлял себе, долго ли еще сможет держать в пальцах ручку? А раз так, записка может быть где угодно. В каком-нибудь ящике ее стола, где она как раз сейчас и роется. Или под бутылкой шампанского, которую она купила, чтобы выпить в его день рождения, и поставила на трюмо – пусть будет ему напоминание о дате, до которой еще две недели. Или между страницами любой из книг, что она в эти дни открывала. Да, в самом деле: он ведь ее совсем недавно спрашивал: «А сама-то ты что сейчас читаешь?» В том смысле, что помимо книги, которую она читала ему вслух («Фридрих Великий» аристократки Нэнси Митфорд). Читать ему курс занимательной истории (на развлекательное чтиво он бы не польстился) – это была ее идея, а книги по всяким другим дисциплинам она предоставила ему читать самостоятельно.

Тогда она ответила: «Да так… какие-то японские рассказы» – и показала обложку. Теперь принялась расшвыривать книги в разные стороны, чтобы найти ту, повернуть корешком вверх и перетряхнуть страницы. Но и каждая отбрасываемая книга подвергалась такой же процедуре. Со стула, на котором она обычно сидела, подушки сбросила на пол – посмотреть, нет ли чего под ними. В конце концов та же участь постигла и диванные подушки. Так, это что? банка с кофе? – вон его, высыпать: вдруг ему такой каприз пришел в голову: спрятать прощальную записку там.