Плюс один

Нередко люди бывают умнее меня.

– Вчера у меня выдалась трудная ночь. Я… – Впиваюсь пальцами в кожаное кресло. – Я измерила все комнаты… в своей квартире. Потом записала результаты на стенах. Шеймус, мой парень, приехал помочь в 2 часа ночи. Точнее, в 2.09.

Ничего не говорю о том, как приятно было видеть эти цифры на стенах сегодня утром. Что бы ни случилось, я их оставлю.

Доктор всё это записывает. Бедняга наверняка несчастлив в браке, в его семье давно никто никого не любит, он живет в пустом холодном доме в Кью или Кентербери и оплачивает обучение своего отпрыска в частной школе, не подозревая, что ребенок даже не его, если женщина, которая записывает на стенах цифры, – это настолько для него увлекательно. Что ж, будем считать, что на этой неделе я свое доброе дело сделала. Он встает, подходит к книжному шкафу (сколько книг на нижней полке, мне отсюда не видно), потом снова садится.

Пытаюсь не думать о том, сколько других абсолютно здоровых людей сидело в этом красивом кресле с 19 пуговицами на спинке. Сколько других невинных маленьких странностей так упорно пытается вылечить профессор Сегроув (на дверной табличке нет имени, даже инициала – но мне кажется, он похож на Джулиуса). Привередливость в еде? Не выносим курицу? Иди ко мне, мой юный куроненавистник. Мы тебе поможем! Плачем над старыми фильмами и рекламой телефонных компаний, где красавец сын звонит маме в родную итальянскую деревню? Вперед и с песней! Очень скоро вы сможете избавиться от своего заболевания выраженного депрессивного характера с возможными отклонениями в истерию и стать такими же черствыми, как большинство из нас. Вы сможете каждый день смотреть шестичасовые новости, не испытывая ни капли сострадания! В руках профессора Сегроува все мы станем нормальными.

– А как вы себя чувствуете, когда не можете считать?

Так, будто у меня вдруг проявились все болезни, известные человечеству, и еще парочка неизвестных.

– Тревожно, пожалуй. Иногда.

Можно подумать, никто другой никогда не испытывает тревогу. К примеру, задачи, которые ставил перед собой Никола, в те времена казались невыполнимыми. Он думал о вещах, которые выглядели невозможными, а в мечтах рисовал нечто гораздо большее, чем электричество. В наши дни, когда есть телевидение, радио, мобильные телефоны и беспроводная связь, легко недооценить гениальность его идей. Но представьте себе мир в 1900 году, когда ничего этого не было. Королева Виктория на троне. Австралия еще даже не стала государством. У женщин нет права голоса.

Профессор Сегроув снова улыбается, берет чистый лист бумаги и рисует улыбающуюся рожицу. Поднимает листик и показывает мне. Пририсовать рожице кустистые брови – и выйдет точь-в-точь доктор Сегроув.

– Вместе мы построим лестницу в лучшее будущее, Грейс. – Он что-то пишет на листке и протягивает мне рецепт.

Сразу после доктора Сегроува иду на прием к бихевиоральному терапевту. В приемной 15 стульев. Сажусь и жду. Надеюсь, Шеймус устроился в каком-нибудь кафе неподалеку. «Мне не трудно, – ответил он, когда я сказала ему про прием у врача. – Я тебя отвезу».

Никола спроектировал радиокоммуникационную вышку, при помощи которой можно было бы передавать сообщения почти по всей территории Соединенных Штатов и даже через Атлантический океан. В его воображении возникали новостные и биржевые сводки, телефонные сети – всё, чем мы сейчас располагаем. Он опередил свое время более чем на сто лет. Оставалась одна маленькая проблема: чтобы построить эту вышку, нужны были деньги. Вестингауз не мог ему помочь, поэтому Никола обратился к тому, у кого наличные точно водились. Это был миллиардер и промышленник Дж. Пирпонт Морган.

Услышав о предложении Николы, даже такой человек, как Морган, был изумлен. Представьте, мистер Капиталист, всемирную монополию на радиосвязь. Никола признался Моргану, что уже передавал сигналы на расстояние более семисот миль. Всего-то нужно 350 000 долларов: 100 000 – на первый передатчик через Атлантику и 250 000 – через Тихий океан. Морган выдал Николе аванс в 150 000; этого оказалось достаточно, чтобы начать работу. Никола был в восторге и пообещал промышленнику прибыль в стократном размере. Но, чтобы воплотить свою мечту, Николе нужна была земля.

– Грейс Ванденбург? Это вы?

Из-за стойки выходит женщина. Высокая, худая, с черными волосами, которые, словно влажные нефтяные пятна, стекают на щеки. Одета в стиле ретро 1920-х годов: короткое серое платье с заниженной талией поверх белой рубашки, лаковые черные туфли с пряжкой у щиколотки.

Нет. Что вы. Никогда о такой не слышала. Я, вообще-то, пришла ремонтировать ксерокс.

– Я – Франсина. Пожалуйста, следуйте за мной.

Клацая лаковыми черными туфлями, Франсина ведет меня в конференц-зал, который абсолютно пуст, лишь нескольких пластиковых стульев составлены в кружок. Я сажусь, кладу ногу на ногу и скрещиваю руки на груди. Потом мне приходит в голову, что, возможно, кому-то эта поза покажется закрытой, поэтому опускаю ногу и расцепляю руки. Ищу окно, чтобы в него выпрыгнуть, но в комнате их нет.