Я попыталась передвинуть к нему дырокол, намекая, что хочу именно там размесить канцелярию, но он не проникся. Я потянулась к пульту и увеличила мощность — поток холодного воздуха как раз дул на стол.
— Ну, мы же не раз уже обсуждали, — с легким упреком Ковальских взял у меня из рук пульт и вернул кондиционер на прежний режим. — Ничего красного на моем теле. Ни засосов, которые раздражают тебя. Ни чиряков от простуды, которые не понравятся мне.
— Ни красной помады, — буркнула я.
Конечно, мы и предыдущие пункты не обсуждали, но уж очень хотелось как-то выбить Ковальских из этого ехидного превосходства. Он перевел задумчивый взгляд на мои губы, и выбил меня из едва трепыхающегося равновесия.
— Хорошо, — сказал он, — я согласен на розовый блеск.
А я покраснела. Потому что вспомнила, что сегодня тронула губы именно розовым блеском. И еще невольно представилось, каким образом этот блеск может перейти с моих губ на тело Ковальских…
— Пожалуй, здесь действительно жарко, — он увеличил мощность кондиционера и соскочил со стола, не рискуя простыть.
— До свидания, — выдохнула я облегченно.
— Хм, раз ты хочешь, я определенно подумаю на тему свиданий, — усмехнулся Ковальских, бросил еще один взгляд на оранжерею на подоконнике и вновь опередил мое возмущение: — Ты так и не поняла, что все это значит?
— Вообще-то, это должны были понять вы, а не я!
— И, поверь, то, что должен был понять я, я и понял. Но я хочу, чтобы и ты поняла, Ева-Ева, — он кивнул в сторону подоконника. — Это практически принуждение стать к тебе еще ближе, чем раньше. Сделать хотя бы еще один шаг!
Я задохнулась в негодовании, а Ковальских воспользовался моментом и, крайне довольный собой, ускользнул за дверь. Но спустя секунду заглянул вновь, окинул меня, растерянную, веселым взглядом и смилостивился:
— Ладно. Ты действительно могла сделать все без того умысла, который уловил я…
Все еще пребывая в шоке, я кивнула болванчиком.
— Поэтому я дам тебе шанс все исправить. Но если ты им не воспользуешься, я буду думать, что понял все правильно. И я сделаю этот шаг, Ева-Ева. Большой шаг. Минимум… — он задумался, что-то прикинул в уме и озвучил: — Минимум в двадцать пять сантиметров.
И вот после того, как меня парализовало от его заявления и мгновенной вспышки фантазии на тему таких… невместимых размеров, он снова закрыл за собой дверь.
Беззвучно.
Мягко.
Чтобы, не дай тебе Боже, не вывести меня из состояния паралича — он ведь столько усилий приложил, чтобы ввести в него!
Он ушел, но смеяться, как я мечтала, не хотелось ни грамма.
Двадцать пять сантиметров…
Двадцать пять!
Это же…
Интересно, а к моему столу можно провести проволоку с электрическим током? Я бы предпочла, чтобы в попытке шагнуть ко мне, чувств лишился Ковальских. Потому что если он все-таки сделает этот шаг и продемонстрирует мне свои двадцать пять сантиметров, чувств лишусь я.
И, пожалуй, не раз.
Н-да, одним разом он точно не ограничится.
Из ступора меня вывел вид открывающейся двери. Подумав, что это моя начальница, я попыталась вернуть себе хоть толику самообладания и усердно застучала по клавишам клавиатуры. Так, что тут у нас… О Боже мой, у нас, как всегда, ничего интересного…
— Ах, какое приятное усердие, да еще до начала рабочего дня! — похвалили меня.
— Доброе утро, — подняв голову и прервавшись, я улыбнулась Ирине Матвеевне.
— Доброе, — она положила мне на стол бумажный пакет с ароматными пирожками и подошла к подоконнику. — Н-да… не так уж и густо…
— Думаете, надо было принести больше цветов? — развернувшись в кресле, я попыталась критически посмотреть на свою красоту. — Мне кажется, им было бы тесно.
— При чем здесь цветы? Цветы — пусть живут, а вот лук… — Женщина взялась за зеленый пучок, попробовала его прочность и сочность и укоризненно покачала головой. — Лука для новой порции пирожков маловато! Но раз очень хочется…
Я изумленно взвизгнула, когда она выудила из кармана юбки маленький ножик и поднесла его к зеленым стрелкам. А лук так вообще пригнулся, и я уверена, что от страха, а не от потока кондиционера и того, что снова открылась дверь.
— Нет! — я подскочила к Ирине Матвеевне и схватила две рюмочки с луком. — Что вы хотели с ним сделать?
— Срезать зеленые перья, а сами луковицы, естественно, выбросить, — она удивленно наблюдала за тем, как я прижимаю к себе «спасенышей». — А что не так?
— Лук не отдам!
— Но… А как же… — Женщина озадаченно посмотрела на подоконник. — Из кактуса я ничего не умею готовить — все же это не наша еда, а аборигенов. Из фиалок могу сделать только варенье, пирог и салат. А пирожки, которые заказал Матеуш, из этих ингредиентов не выйдут. По крайней мере, у меня точно!
— Это мои фиалки, — я встала перед цветочками, у которых от удивления дрогнули лепестки. Дрогнули, но пока удержались. — И это мой лук. Матеуш не может заказывать из них пирожки!
— Уже заказал, — на губах женщины мелькнула улыбка. — Но почему такое сопротивление? Он ведь заказал не для себя одного!
— Если Леславу Генриховичу так хочется…