Плюш (ЛП)

Он смотрит на меня сверху вниз. В этом освещении его глаза кажутся темно-карими, но я знаю, что в них есть и проблески зеленого.

— Ты злишься, Вивиан, — начинает он, — я понимаю.

Не думала, что он начнет этот разговор. Моя кожа покрывается мурашками.

Хочу ли я говорить об этом? А, к черту!

— Понимаете?

Он кивает и выглядит участливым.

— Но и ты меня должна понять.

Все дело в том, что я понимаю. У меня достаточно ума, чтобы думать о последствиях. Нельзя просто так по собственному «хочу» нарушать правила, от которых может многое зависеть. Нельзя жить в обществе и быть свободным от него.

— Да, понимаю, — опустив голову, отвечаю я. — Понимаю, когда говорят «нельзя», и я не трогаю. — Наши глаза снова направлены друг на друга. — Я могу быть послушной.

Тренер Фаррелл стискивает челюсть, осознавая, к чему я веду.

— Но когда сначала разрешают, а потом кричат «нельзя», могу запутаться.

Он дышит рывками, все сильнее и сильнее сжимая челюсть.

— Прекрати, — сквозь зубы цедит он.

Но я уже распробовала вкус своих слов.

— Да, я понимаю. — Подъехав к нему еще ближе, я говорю шепотом возле самого его уха. — Говорить «нельзя» нужно было не после, а до того, как вы засунули свой язык мне в рот, тренер Фаррелл.

Уже второй раз в его присутствии я балансирую между пропастью и вершиной. И в этот раз я останусь на вершине.

Больше не думая о боли в коленях, я еду к дверце и выхожу. Он продолжает стоять, как каменное изваяние и наблюдать за мной.

Перед выходом с трибун я останавливаюсь и заканчиваю:

— И если бы только язык.

ГЛАВА 3

21 февраля

— Детка. — Дверь в мою спальню открывается. — Идем к столу.

— Что? — Я спускаю наушники и поднимаю голову.

Мама хмурится, осматривая груду одежды, тетради, ручки и сбившееся покрывало на моей кровати. Я лежу на животе и на беспорядке, который устроила и пытаюсь сосредоточиться на тесте по математике.

— Ты так занимаешься? — интересуется мама, указывая на наушники, из которых гремит музыка.

— Музыка мне помогает настроиться, — отвечаю я. — Ты же знаешь.

— Знаю, но меня заботит твой слух.

— С моим слухом все в порядке, клянусь.

Легкая улыбка касается ее губ, когда мама закатывает свои невероятно голубые глаза. Подавляющая часть наших родственников (с обеих сторон) имеют голубые глаза. Я даже удивилась когда, встретив кузину папы, обнаружила, что ее глаза темные.

— Спускайся ужинать, — повторяет мама.

— Папа уже дома? — Я снимаю наушники и спрыгиваю с кровати.

Но вместо ответа мама вздыхает.

— Даже если рухнет дом, ты вряд ли услышишь.

Пробегая мимо нее, я подмигиваю.

— Но обязательно замечу.

Папа стоит за кухонным островком, когда мы с мамой спускаемся. При виде нас он широко улыбается.

— Наконец-то. — Он тут же вручает мне тарелки. — Я голодный.

От запаха сладкого картофеля и ребрышек в чесночном соусе мой рот моментально заполняется слюной. Я расставляю тарелки за обеденным столом и плюхаюсь на свое место справа. Мама садится напротив меня, а папа по центру. Мы с ним ударяемся кулаками, затем даем друг другу пять, после чего я подскакиваю и клюю его в щетинистую щеку.

— Завтра парни из мастерской помогут мне установить новую кухонную стойку, — заявляет папа.

— Это отлично, дорогой. — Мама собирает свои длинные белокурые волосы в пучок и скрепляет их карандашом.

— Так что, когда ты завтра вернешься, тебя будет ждать почти новая кухня.

Мои родители — творческие люди. Папа — столяр-краснодеревщик, у которого заказов больше, чем у мебельного салона. Заказы поступают даже из Ванкувера. Так что в нашем доме вся мебель без исключений сделана его руками, начиная от плательных шкафов вплоть до стульев и барных табуретов. Мое любимое творение отца это наша кухня, кухонные гарнитуры сделаны из натурального дерева, а с потолка свисают светильники в стиле кантри.

Мама — профессиональный визажист, и пусть наш город не мегаполис, без работы она не остается.

— Как дела в школе? — Папа смотрит на меня и потирает свою русую щетину.

Прожевав, я пожимаю плечами.

— Как обычно. Сезон в разгаре, все сходят с ума.

— Кай вчера говорил, что у них теперь другой тренер, — напоминает мама.

— Нет, — папа качает головой. — Просто второй тренер стал главным после того, как Вэйч переволновался.

— Переволновался? — Мама округляет глаза и передает мне тарелку с салатом. — Алекс, у него был инсульт.

— Да, милая, знаю и это печально, но в любом случае, команда в надежных руках. Я слышал у этого парня впечатляющий опыт. К тому же он молод.

Все мои внутренности буквально переворачиваются, пока я слушаю этот непринужденный разговор. Мне хочется, чтобы он поскорее закончился, потому что я не знаю как себя вести и в каком месте кивать.

К счастью через пару минут папа меняет тему, и все напряжение покидает мое тело. Теперь я могу спокойно есть и не особо вникать в разговор.

Наевшись, я хватаю свою тарелку и бегу к раковине.

— Вив, мы уберем, — говорит папа. — Можешь подняться в свою комнату и заниматься.

— Без музыки, — добавляет мама.

— Мне восемнадцать, — я пытаюсь придать своему голосу твердость.

— Да хоть двадцать.

— Как же я хочу в колледж, — вздыхаю я.