Плющ на руинах

Чем больше я размышлял на эту тему, тем больше убеждался, что в одном мутантка была права - мне нечего делать на севере. Почему там считается, что из страны мутантов не возвращаются? Ведь я уже знал, что побеги были, да и по логике, их не могло не быть. Значит, вернувшиеся предпочитают не афишировать этот факт, а начинать новую жизнь на новом месте; очевидно, им грозят опасные обвинения - от шпионажа до ереси. Но, предположим, я вернусь в Грундорг - до которого надо еще добраться через контролируемые мутантами территории - и начну там новую жизнь; что это будет за жизнь? Второго герцога Раттельберского уже не найти. Снова поступить в солдаты? Нет уж, хватит. Если уж и рисковать жизнью, то ради собственных интересов, а не ради королевского тщеславия. С другой стороны, какие альтернативы возвращению? Остаться жить в этом доме? Некоторое время я думал об этом. Пожалуй, убежище было довольно безопасным; существовала высокая вероятность, что еще много лет сюда не заглянет ни один мутант. Продовольствие, по всей видимости, можно добывать охотой, вода тоже должна быть где-то поблизости. Но мысль об остатке жизни, проведенном в этой глуши без всякого занятия, кроме заботы о пропитании, привела меня в ужас. Что остается еще? На западе мутанты, на востоке джунгли с людоедами. На юге... Эрмара говорила, что к югу проходящая здесь полоса бесплодных земель переходит в пустыню, за которой вроде бы живут люди. Пожалуй, этому можно верить - если мутантка и искажала истину, то отнюдь не в сторону приукрашивания, она ведь хотела убедить меня, что бежать мне некуда и незачем. Вполне возможно, что эти люди не слишком агрессивны к чужакам... может, и пустыни-то никакой нет. Постепенно я все более уверял себя, что путь на юг лучше любого другого, и наконец, приняв твердое решение, заснул со спокойной совестью.

44

На другой день я проснулся довольно поздно; солнце уже жарило вовсю. Я вдруг подумал, что Эрмару следовало бы похоронить; однако, осматривая дом накануне, я не видел ни одной лопаты, да и притрагиваться к трупу, который, учитывая особенности южного климата, уже начал разлагаться, мне не хотелось. Итак, я оделся, положил в торбу съестные припасы, огниво и фляжку с водой, заткнул за пояс ножи, взял арбалет и навсегда покинул старинный дом.

Не имея ни компаса, ни часов, я мог лишь весьма приблизительно ориентироваться по солнцу. Поначалу я, кажется, довольно сильно забрал к востоку и вскоре оказался в самой сердцевине бесплодных земель. Здесь не росло ни деревца; лишь кое-где на глинистой почве торчали чахлые кустики да пучки желтой травы. За несколько часов пути по этой местности я не заметил ни малейших признаков воды; единственной попавшейся мне дичью были ящерицы. Я шел дальше, полагая, что вскоре пересеку бесплодную зону и окажусь достаточно близко к джунглям, чтобы найти воду, и в то же время достаточно далеко от них, чтобы избежать нежелательных встреч с их обитателями. Однако я шел и шел, а пейзаж становился все более унылым. Теперь-то я понимаю, что, неверно оценив положение солнца, вслед за ним отклонился к югу и шагал прямиком в пустыню.

Большую часть пищи и воды я употребил в первый же день; осталось только несколько фруктов и четверть фляги. Я все еще полагал, что вскоре смогу пополнить свои припасы. Утром второго дня я проснулся совершенно разбитый - по всей видимости, накануне мне напекло голову. Странное дело, но я только в тот момент вспомнил об этой опасности и, отрезав от торбы большой кусок материи, сделал себе что-то вроде чепца - должно быть, со стороны это выглядело нелепейшим образом. К полудню местность оставалась все такой же безжизненной, однако на горизонте я заметил нечто, показавшееся мне извилистым руслом реки. Я ускорил шаг и часа через два, обливаясь потом, вышел на берег. Но увы! Река давным-давно пересохла; ил, покрывавший некогда дно, обратился в серую пыль, уже почти разметанную ветром. Бормоча проклятия, я спустился по песчаному откосу. Положение становилось серьезным. Я понял, что зашел уже достаточно глубоко в пустыню и петляния к западу или востоку вряд ли пойдут теперь на пользу. Выходило, что я слишком легкомысленно отнесся к приготовлениям, отправляясь в путь. Но мысль о том, чтобы повернуть назад, привела меня в ярость. В конце концов, рассудил я, какая-то трава здесь кое-где все-таки растет, а значит, рано или поздно я найду воду - и, сделав последний глоток из фляги, принялся взбираться на противоположный берег.

Я действительно нашел воду - уже ближе к вечеру. Это было маленькое озерцо, почти лужа, обросшее по краям каким-то пожелтевшим тростником. Вода в нем была теплая, солоноватая и вообще противная на вкус. Отчаянно надеясь, что ее недостатки исчерпываются этим и в ней нет ничего, опасного для жизни, я напился и наполнил флягу.