— И правда, я тоже давно его не видел. — Терзаемый чувством вины, Кёхэй совсем позабыл о медвежонке.
— А когда ты его видел в последний раз? — спросила Митико. — Той ночью ты не брал его с собой?
Под «той ночью» разумелась, конечно, ночь происшествия. По лицу Кёхэя скользнула тень беспокойства.
— Точно не помню…
— Так вспомни. Положил ты его в машину пли нет?
— Вроде бы нет…
— Ты ведь всегда таскал его с собой. Мне кажется, он был в машине.
— Таскал, таскал, а теперь потерял. Что из этого?
— Если он был в машине, а потом исчез, значит, он оттуда выпал.
— Ты думаешь, мы потеряли его
— Вполне возможно. В ту ночь мы только дважды выходили из машины.
— Дважды?
— Да, где сбили женщину и где ее похоронили. Если медведь вывалился во время одной из остановок, он может стать уликой против нас.
— А если он пропал до или после той ночи?
Страх вновь ожил в сердцах Митико и Кёхэя, лица их были бледными как полотно.
— Что же делать? — растерянно, дрожащим голосом спросил Кёхэй.
— Может, он еще там лежит, — пыталась рассуждать хладнокровно Митико.
— Но ведь сейчас искать его опасно, правда?
— Опасно, конечно. Однако, раз сообщения о смерти той женщины пет, значит, никто и не догадывается, что ее сбила машина. Да и как можно узнать о место происшествия? Машина налетела на псе у самой обочины, и она упала в траву. Кровь наверняка впиталась в землю. Машина осталась целехонька. Даже стекло не разбилось, осколков никаких не было. Я, пожалуй, поеду туда и посмотрю. А ты оденься так, будто в горы прогуляться собрался, и отправляйся в лес. Если могила цела, значит, все в порядке. А если почувствуешь, что гам что-то не так, не подходи близко, и все.
— Что же, мне одному ехать? — спросил Кёхэй плаксиво.
— Ну да! Сам заварил кашу, сам и расхлебывай. Один человек бросается в глаза меньше, чем двое.
— Я и места-то толком но помню.
— Ладно уж, поедем вместо. Ты как ребенок — совсем нюни распустил.
— Ну и пусть.
— Признав за Митико первенство, Кёхэй стал во всем ей послушен.
Поиски, однако, ничего не дали, в лесу медвежонка отыскать не удалось.
— Значит, у обочины потеряли, — с надеждой сказал Кёхэй.
— Надейся, надейся. Вполне может быть, что кто-то подобрал его до нас.
— Да кому нужна эта грязная тряпка?!
— Тем, кто теперь, может быть, разыскивает нас! Можешь ты это понять?
— Ты слишком мнительна. Вернее, труслива. Предположим самое худшее — что медведь попал в руки наших преследователей. Как они узнают, чей он? Имени владельца на нем нет. Да и кто это станет связывать его с происшествием? Такая ветошь может валяться где угодно.
— Ну, так поздравляю тебя, — издевательски усмехнулась Митину.
— С чем это? — рассердился Кёхэй.
— А пот с чем. Ты сам говорил, что этот медвежонок тебе вместо матери. Сколько лет ты, как ребенок, таскался с ним в обнимку. Да все знают, что он твой. И если тебе предъявят его как доказательство, тебе не вывернуться.
— Можно подумать, что такой медведь у меня одного, — возразил Кёхэй, но в голосе его не было уверенности.
— Ладно. Пропял медведь, теперь уж ничего не поделаешь. Однако впредь надо быть настороже.
Мост в прошлое
Расследование убийства Джонни Хэйворда не двигалось с места. Что значило загадочное «кисми», никто понять пе смог.
Прошло уже двадцать дней с начала следствия. Несмотря на постоянные розыски, на след напасть не удалось. Все гипотезы рассыпались в прах, дело представлялось крайне запутанным.
Инспектор Ёковатари был раздражен. В конце концов, какое ему дело до того, что некий иностранец, прибывший в Японию, был убит.
Надо же ему было приехать именно к нам, чтобы распроститься с жизнью! Мог бы для этого куда-нибудь еще поехать. И без него дел хоть отбавляй, — говорил он.
Однако иностранцы тоже люди, — возражал Каваниси. Даже летом его мундир без единой морщинки был застегнут на все пуговицы. Каваниси был каким-то уж слишком подтянутым и, может быть, именно поэтому, как ни странно, производил впечатление человека неотесанного. — Хотя, правду сказать, иностранцев я не люблю. Особенно тех, что приезжают из Америки и Европы Мы их давно по многим статьям обогнали, а они все еще корчат из себя передовых. Приезжает всякая деревенщина, ничего в жизни не видавшая, даже своего Нью-Йорка или Парижа. Токио их изумляет, в глубине души они просто сражены, а все пыжатся, все кичатся. Небось, если б японца где-нибудь в Нью-Йорке убили, тамошняя полиция не старалась бы так, как мы. Слишком уж мы заискиваем перед иностранцами. Вот нас ни во что и не ставят.
Инспектор Насу только мрачно ухмылялся, слушая такие разговоры. Злись не злись, а дело с места но двигается. Первоначальный энтузиазм остыл, и в следственной группе царила атмосфера всеобщего уныния.
Тут-то в полицию и явился человек по имени Такаёси Понояма, он был шофером из таксопарка, расположенного в районе Накано.
— Я, собственно, должен был раньше к вам прийти и все рассказать, но, видите ли, я только что вернулся из провинции, газет не читал… — обратился он к инспектору Мунэсуэ.