Но теперь она просто мертвое тело, остывающее в белом шелковом костюме. На спине – два отверстия от пуль, вокруг которых еще не успела подсохнуть кровь. Она еще сочится из ран на паркет. Я пригласила ее сюда, на его дачу, заманила под предлогом того, что знаю кое-что о его завещании. Хотя на самом деле я ничего про это не знаю. Совершенно. Но могу только предположить, что он все завещал ей. Больше кому? Ну, может, и мне крохи. На пропитание. И она пришла. Даже не пришла, а прилетела. Как муха на мед. Откуда ей было знать, что я каждый год покупала по пистолету, что тренировалась неподалеку от этой дачи в стрельбе. Я готовилась к этому дню. И знала, что рано или поздно, но все эти маленькие и большие пистолеты мне когда-нибудь пригодятся. Купить оружие – не проблема. Были бы только деньги. А деньги у меня были всегда. Ведь я много работала. И вот теперь я убила Маргариту, его любовницу. С оружием чувствуешь себя много увереннее, сильнее. Что делать, раз человек устроен таким образом, что не хочет понимать очевидных вещей, и тогда приходится всаживать ему пулю в голову ли, в спину. Так было с ним, так было и с фотографом. Он задавал мне слишком много вопросов. К тому же он был груб со мной. А я не выношу грубости. И если бы Маргарита об этом знала, она, быть может, осталась бы жить. Но она, едва войдя в дом – дача просторная, солнечная, в окна врывается свежий ветер и щебет птиц, – сразу все испортила. С порога сказала, что я напрасно ее сюда вызвала, что она сама все знает про завещание и что я вообще отнимаю у нее массу времени. Зачем я пригласила ее сюда, за город, когда все вопросы можно было уладить по телефону, тем более что я от покойного должна была знать, в какой именно гостинице она остановилась, ее легко можно было найти. Она говорила чистую правду. Я действительно все знала. Даже номер ее апартаментов. Я не могла этого не знать, потому что первоначально собиралась застрелить ее там. «В тебе накопилось слишком много драконов, – говорил мне мой шурин, – так много, что тебе пора открывать зверинец и показывать их белому свету за деньги». Он был хорошим психотерапевтом. Но мои драконы принадлежат только мне, и я сама знаю, как мне с ними поступать. «Ты сам дракон» – так говорила я ему, когда он начинал воспитывать меня, объяснять мне прописные истины. Даже моя сестра, Аля, еще тогда, в солнечной юности, подсмеиваясь над ним, называла его драконом. Как в воду глядела. И любила при этом повторять: «О драконах – ни слова». Улыбаясь, как всегда, она пресекала все мои разговоры о ее муже, к которому она, если верить моему шурину, с каждым днем остывала все больше и больше… И о причине я могла только догадываться. Конечно, она знала о существовании своей соперницы. Знала и все равно продолжала жить со своим мужем. Может, надеялась, что он изменится с рождением ребенка? Как же светились ее глаза накануне смерти, накануне той поездки. «Это будет романтическое путешествие на острова, – заявила она мне и показала купленную накануне новую соломенную шляпу. – Нравится?» Мне нравилось все, что она делала, что покупала и носила, ела и портила, на что смотрела. Быть может, поэтому мне понравился ее жених, который стал впоследствии ее мужем? А ведь я предупреждала ее, что он беден. Беден настолько, что не в состоянии прокормить даже себя. Аля работала на почте, я – в заготконторе, мы выращивали на нашем огородике помидоры и картошку, лук и салат, а мой шурин в это время дремал на веранде нашего старого дома или читал. Или курил. Осенью он помогал нам варить яблочное варенье. Резал яблоки и лимоны. Моя сестра любила добавлять в яблоки лимоны. Любила ли она деньги? Ей нравилось покупать себе шарфики и шляпки, она радовалась как ребенок, когда у нее появлялись хотя бы какие-нибудь деньги, и тогда она отправлялась в большой город. На автобусе. Там, по ее рассказам, она гуляла в красивом парке, ела мороженое, ходила в кино, покупала книги. А в это же самое время на окраине нашего городка ее муж занимался любовью с Маргаритой. Как будто у него не было красивой юной жены…
