Для меня прежде всего было интересным общение с такими людьми, как Сергей Лукьяненко, Макс Фрай (хе-хе, я до того момента не знал, что это женщина), Андрей Макаревич, Александр Ширвиндт (впрочем, его только слушал) и представители издательств, специализирующихся на нестандартной фантастической литературе (к коей я грешным делом отношу и свой фантастикопостмодернизм). Только общение с издателями принесло одни разочарования — везде я то не соответствую политике издательств, то вообще пишу не ахти (если прислушаться к смыслу ответных имейл-посланий). То ли дело Фрай, Макаревич и Лукьяненко, ну… ещё была одна девушка, благодаря которой я туда и попал, но это никому не интересно и никого не касается! Общение с писателями я уж точно никогда не забуду (особенно если где-нибудь опишу, например, здесь).
Пройдём в алфавитном порядке по счастливым событиям счастливого июня 2007…
А! Автограф-сессия и беседа с Лукьяненко. Хронология основных событий:
1) Сергей подошёл к шатру, но Виктор Ерофеев был ещё там — не пожелал перейти в специальный шатёр “для автограф-сессий”, so to speak.
Лукьяненко объяснил, что прошёл сейчас один, без организаторов, на свой страх и риск, как он выразился. Договорились они с Виктором, что тот освободит помещение, заодно поболтали немного о жизни (я с содроганием и трепетом внимал беседе настоящих писателей. Куда там мне?.. когда я дорасту? м-да, не надо о грустном…).
Мои подозрения о возможности плагиата у братьев Вачовски при создании “Матрицы” Лукьяненко не очень охотно, как мне показалось, подтвердил (скромность?.. учитесь, будущие “лукьяненки”!), отметив не только факт выхода в свет “Лабиринта отражений” раньше, но и доведя до сведения скептиков, что польский перевод тоже появился до кинопохождений Нео… Грандмастер, однако, сказал, что там, если и есть плагиат, то мелкий, он на него не обиделся, даже допускает мысль, что братья сами всё придумали. Сергей Васильевич вспомнил, что и сам порой придумывает историю, а оказывается, что такое уже было описано до него.
Одна дама из зала подарила Сергею «замоленный артефакт», как она выразилась. Она вообще много рассуждала о религии, сыпала цитатами из Флоренского, осуждала молокан. Лукьяненко всё кивал ей, зрители же всей сцены еле сдерживали свой смех. Про женщин так говорить нехорошо, тем более искренних в своих устремлениях и убеждениях. Я и не говорю. Говорил Хаджи-Мурат. Что он говорил?.. Толстого Льва надо помнить! Говорил, что у женщины ума в голове — сколько на яйце волос. А яйца у меня сейчас, это уже я добавляю, в ожидании будущей жены из другого города, снова не оправдавшемся, начисто выбриты.
Б! Блин, как же классно было в июне! Хочу обратно.
Макс Фрай, с творчеством которой я, к своему стыду, знаком до сих пор довольно поверхностно (то бишь, читал лишь одну статью “Казусы с Пелевиным”, которую нарыл в интернете, узнав о существовании оной из закладки, вложенной в купленный мною “Шлема Ужаса” Виктора Олеговича). Встречи, как я уже обмолвился вскользь, проходили в специально поставленных шатрах. А сама ярмарка, к слову, в ЦДХ, куда я также попал впервые. Короче говоря, Макс ответила на мои вопросы в конце своего выступления (в ходе которого я не мог её видеть, так как опоздал на встречу и оказался где-то на “Камчатке” вне шатра за спинами, и всё удивлялся: неужели это у мужика голос немужицкий такой?..). Макс оказалась (гм, Макsим?) вполне симпатичной женщиной, к моему удовлетворению. Хотя мне-то что?.. А то, что я абстрактно рад. Просто за других. Так вот я и живу. Это другие всё ищут, на что бы обидеться, поскулить и использовать как повод... А мне и так хорошо и легко, и вообще!
В! В общем, про Макаревича скажу только, что сначала меня напугали, сообщив, что он, презентовав свою детскую книгу, скрылся. Это было бы большим разочарованием, если бы оказалось правдой. Но, к счастью, сразу же после этих слов Наташи (привет Наташе, все машут ручками) он показался на горизонте, двигаясь в сторону выхода. Но не тут-то было. Андрей был остановлен, принуждён к выслушиванию моих признаний в старом поклонничестве и выдаче автографа.
Глава 4. Б/у-дни
Когда мне в первый раз предложили как курьеру «на чай», я долго отказывался, ибо полагал себя, как ни нелепо это может звучать, «аристократом духа». «Какие тобе, бляха-муха, “чаивые”-та!..» — думал я примерно так... Но всё меняется в нашем мире. Единожды приняв законы — порою сухие, словно опавший лист, — по которым он существует, я понял: что-то изменилось во мне самом. Взгляды стали реалистичнее, по Достоевскому «шире», а я — взрослее, что значит — ступенью ближе к той самой сцене, на которой когда-нибудь мне предстоит разыграть последний акт моей экзистенциальной жизненной трагикомедии. Что ж, по крайней мере, больше я не боюсь получать «чаевые»...