– Ну, тёть Оль, ты даешь! – Пашка от избытка эмоций заговорил по-русски. – Не знал бы, что ты нормальная, подумал бы – откуда здесь директорша женской гимназии? А поярче ничего не нашлось? – и указал хитрыми глазищами на сложно скроенное, отягощённое вышивкой и бисером, багряное платье Хопры. Людишки на базаре явно не были поклонниками монохрома. Оля разок видела на одном примечательном экземпляре со статями чемпиона – супертяжа желтенькие штанцы с зелененькими лампасами. Да лишь бы не красные революционные шаровары.
– Поярче, Павлуш, это для души, это потом. Не до жиру. Это для работы. – своим русским Оля не смущалась, записочка от Цуэта была не на общедоступном накарябана и о ее чувствах никто не заботился. Значит, она в своем праве.
Прощались с Хопрой почти душевно. Оля – с надеждой больше никогда не свидеться, а Хопра – с сожалением. Она была бы не против продолжить знакомство. Утвердилась, наконец, в догадке, что имеет дело с иномирянами. Какие бы гадостные слухи ни ходили про своенравность, тупость и бесполезность переселенцев, а опытная старьевщица доподлинно знала – у них есть чему поучиться. Потому и расщедрилась на записки к своему обувщику и к мадам Ирота, которая держала кауферное заведение, а также приторговывала неплохими зельями для ухода за женской красотой. Госпоже Ольге туда бегом нужно, даже быстрее, чем к обувщику.
Ольга и сама бы побежала, но красота может подождать, и туфли, хоть и стоптанные, с ног не сваливаются. Это все завтра, а нынче одним глазком глянуть на местную посуду – настои под будущий ценный алкоголь в чем-то делать надо, и срочно. И все-таки заскочить к мясникам – прикупить всего по чуть-чуть. Вечер снова обещал быть хлопотным – перекус понадобится. А кое-кому спиртоодаренному – и закус. Тыречке, опять же, вкусненького припасти на выбор. «Ой!» – всполошилась Ольга: – «про нгурулов думать не велено».
А как не думать, если мысли с Тыри соскочили на Раима Горемыковича, который сейчас разгребает авгиевы конюшни кастелянова творчества? Жалко мужика, хотя человек всегда сам виноват в своих проблемах, а все равно – жалко. И себя жалко, потому что волна дерьма из этих конюшен, хоть краем, да заденет.
От смутных мыслей отвлек Пашка – с горящими глазами поволок по прилавкам со всякой детской игрушечной ерундой – присмотрел кожаный мяч. Тоже о Тыре думает. Правильно думает – ребенок должен играть, только этот мячик Тырька проглотит и не почувствует. Зубастой шалунье гулюшка нужна помасштабнее и понадежнее. Чтоб погрызть со смаком и потрепать от всей широты души. Пашка правильно рассудил – в щеночке много от собачьих повадок, но и кошачье имеется. Мы сами ей забаву соорудим, из подручных средств, а мячик всегда прикупить можно.
Ой, не думать про нгурулов.
***
Мит уплетал наваристый мясной кулеш и с нежностью поглядывал на узелок, в котором покоится десяток пирожков с сытной начинкой и десяток сладких. Это добрая тетя ему с собой купила, как только он случайно упомянул, что дома брата – добытчика ждет сестренка. Завтра день обещал стать не менее прибыльным – переселенцы придут за покупками снова. Странные они, все-таки, особенно тетенька. Заказала всем разное и пробует по чуть-чуть из каждой посудины – вкусы запоминает. Лизнет с ложки покатает во рту, потом возьмет больше, если понравится. Пирожки, вон, одобрила, а от строганины из рыбы пху ее перекосило. Павлу тоже не понравилось. Что бы они понимали!
– Ты это, – провожатый тихонько потыкал Пашку в плечо, пока тетенька увлеклась, – купи себе другую серьгу, если деньги есть. А то, как дурак, ходишь с бабской дешевкой. Я место знаю, где заготовки под амулеты продают. Как раз по пути к воротам. – Как ни старался Мит шептать потише, а Ольга услыхала и встрепенулась, как курица спросонья – им же магический инвентарь вернуть нужно, а завтра опять понадобится.
– Зайдем, но потом сразу домой. – Эх, надо было само́й сообразить, а теперь тащи все купленное и тщательно упакованное стекло еще и к амулетчику. Слава богу, на извозчика деньги есть.
Глава 14
Разговоры – разговоры
Малика возвращенным клипсам обрадовалась и так благодарила, что вернули, так благодарила. Ольге стало неловко до слез. Кажется, это только у нее не в меру легкомысленное отношение к лавэ Шенолу, а остальные обитатели нижнего этажа преисполнены трепета и покорности. Отдала же Малика важную для себя вещь. В душе, наверное, волчицей выла и навеки прощалась, но отдала. Сам лаве попросил! Разве осмелишься отказать?
А запланированный подарок для славной подавальщицы так и не куплен! Зарубку на память Оля сделала крепкую, потому что от неловкости болюче ныла за грудиной совестливая благодарность. Досадно, что Малика увидела ее в новом облике, поняла, что жизнь жалкой привратницы пошла в гору, а Оля не расстаралась выразить признательность за прежнее добро. Ох, как нехорошо вышло! И поговорить по душам не получилось – разумеется, ее отыскал начальник. Вот же вездесущий, как и учуял только? Даже в кухни спустился, не побрезговал.