– Вот-вот, – встревает Кэсси, внезапно вернувшись к разговору. – Все эти тайные влюбленности Молли, которые ни к чему не приводят… С меня хватит.
– С тебя хватит, да? – у меня сжимается горло. – Ну, извини, что я не нравлюсь парням!
– Боже, какой бред, Молли! Ты же с ними даже не общаешься.
Началось!
Любимая тема Кэсси: мои двадцать шесть влюбленностей и ровно ноль поцелуев. А все потому, что я недостаточно смелая. Мол, если мне кто-то нравится, надо прямо ему об этом сказать. Может, в мире Кэсси так все и работает. Но я сомневаюсь, что то же самое происходит в мире полных девочек.
Не знаю. Я просто осторожна.
Кэсси нагибается ко мне. Ее лицо смягчается.
– Слушай… Я не собираюсь тебя позорить, понимаешь? Доверься мне.
Я пожимаю плечами.
– Давай-давай. Короче… Я организую тебе бойфренда.
Я откидываю челку со лба.
– Э-э… Не думаю, что это так просто.
А затем добиваю Кэсси своей фирменной гримасой. Мои мамы называют ее Молли-фейсом. Молли-фейс совмещает в себе кривой рот с поднятыми бровями и выражает вечный, бессмертный скептицизм.
– Да просто, я тебе говорю.
И все же нет. Похоже, она не понимает. Неспроста я влюблялась двадцать шесть раз и при этом ни с кем не встречалась.
Я не совсем понимаю, как кто-то вообще способен найти себе парня. Или девушку. Шансы нереально малы. Нужно влюбиться именно в
И почему у меня так колотится сердце?..
Поезд подъезжает к Такоме, и Кэсси мгновенно вскакивает с места.
– А еще надо узнать, лесбиянка ли Мина.
– Ой-ой-ой, – говорю я, – поглядите-ка, у кого теперь любовное выражение.
– А почему ты сразу у нее не спросила? – интересуется Оливия.
– Ага, точно. – Кэсси качает головой. – Ладно, проверим, есть ли у нее фейсбук. – Она печатает на ходу. – А как тут вообще людей искать?
– Шутишь? – спрашиваю я.
В этом наше главное отличие. Я, можно сказать, родилась со знанием, как шпионить за людьми в социальных сетях. А Кэсси скорее из тех, за кем шпионят такие, как я.
– Хочешь Уилла спрошу, раз уж он мой будущий парень?
– Ш-ш-ш!
Она все еще смотрит в телефон.
Кэсси вприпрыжку сходит с эскалатора, и мы с Оливией проходим за ней через турникет. Неподалеку, прислонившись к автомату с проездными, целуется какая-то парочка; автоматы предназначены совершенно для другого… Я быстро отвожу взгляд.
– Ты это с Миной до сих пор переписываешься? – спрашиваю я.
Кэсси улыбается.
– Не скажу.
Скажет. Обязательно. Если вам доводилось делить с кем-то материнскую утробу, секретов друг от друга у вас не бывает.
Естественно, в эту ночь я не могу уснуть. Часами пялюсь в потолок. Продолжаю прокручивать в голове вчерашнее – мозг отдыхать не хочет. Вот на меня косится Уилл – все пытается понять, кто же я такая. Вот синие пряди Оливии – они ярко сияют в лучах флуоресцентных ламп в метро. А вот и едва заметная улыбка Кэсси, которая появляется на ее лице каждый раз, когда гудит телефон.
Некоторые вечера буквально заряжены электричеством. Некоторые вечера меняют тебя навсегда. Мне кажется, что вчерашний был особенным, – но я не могу сказать почему.
Это странно.
Наконец меня клонит в сон. Кажется, проходит всего несколько секунд, прежде чем жужжит мой телефон.
И смайлик. Это Кэсси.
Во рту ужасный привкус, глаза слиплись и болят. Видимо, так и должно быть. Вчера я умудрилась опьянеть, не выпив ни капли. Теперь у меня безалкогольное похмелье.
Смотрю на экран.
Телефон вибрирует еще раз.
Отвечаю:
И добавляю сонное эмодзи.
Она отвечает жутким бодрым эмодзи с выпученными глазами.
Я отправляю в ответ нахмурившуюся мордочку. Мою голову придавливает к подушке. Тело весит миллион фунтов. Но я заставляю себя встать и натянуть леггинсы и платье от ModCloth с оборками. И принять таблетку. Я уже четыре года на золофте[5]. Раньше в школьной столовой у меня случались панические атаки.
Долгая история.
В общем, я выхожу в коридор и чувствую запах масла и бекона. Мы из тех евреев, что едят бекон.
– Неужели это наш юный профессионал? – улыбается Патти.
Патти – одна из моих мам – выскакивает из кухни в безразмерной батиковой тунике.
– Вот, неси к столу, – говорит она и передает мне тарелку с горой оладий.
– Ладно…
– Котик, ты вся зеленая. Все хорошо?
– Да… – Я смотрю на оладьи. – Что ты пыталась испечь?
– Сердечки, – отвечает Патти.
У нее мука на подбородке.
– А-а-а-а.
– Кажется, больше похоже на пенисы.
– Угу.
– И мошонки, – добавляет она.
– Очень аппетитно, мам.