Плоды мести (СИ)

— О чем и речь, — спокойно заметил гоблин, легко отталкивая рукой лезвие глефы от живота. — Никто из вас не умеет признавать свои ошибки и только злится, если на них указать. Учиться вы даже не пробуете. Зачем смертным мстительные боги, которые не умеют прощать?

Для минотавра это стало последней каплей. Он с ревом замахнулся оружием на Гарба, с грустной улыбкой смотрящего на ярость собеседника.

В последнюю секунду лезвие глефы отскочило от искрящегося лезвия лабриса.

— Не смей! — глаза подоспевшего Каввеля были черны от гнева.

— Это было не обязательно, но все равно спасибо, — поблагодарил друга гоблин, обходя сцепившихся отца и сына. — Он бы не смог мне навредить. У вас двоих наверняка найдется, о чем поговорить, а я пока пойду. Не поубивайте тут друг друга.

Минотавры, издавая рычащие звуки, принялись кружить, утаптывая песок для поединка и цедя проклятия сквозь зубы.

Гоблин тем временем уже спускался по лестнице к знакомому склепу. За Каввеля он не переживал. Переживать стоило за Торгарона, потому что пирату пересказали содержание беседы с Хьялти, ничего не утаивая. В свете истории с проклятием негодование пиратского капитана не поддавалось описанию словами.

* * *

— Ты все-таки пришел, малыш, не побоялся, — поприветствовал его знакомый поток эмоций, — и так вырос, прямо загляденье. А я научилась совсем не кричать, как ты хотел.

Последняя фраза пришла с чувством радости и гордости.

Саркофаг и жертвенная чаша существенно не изменились. Разве что новой приманки здесь не было. Гоблин решил, что ничего удивительного в этом нет, ведь приманкой на этот раз служит сама обитательница склепа.

— Да, я пришел, — сказал Гарб. — Хочу точно знать, кто ты.

— Неужели еще не догадался? Я создала этот мир.

— Догадывался, но хотел убедиться. Все-таки ведь…

— Все знают, что Део убил Йени? — холодно переспросил поток эмоций. — Я одна из первичных стихий. Меня нельзя убить. Заточить, как оказалось, можно.

Бирканитра внутри Гарба едва не рванулась наружу, чтобы немедленно освободить пленницу. Он и сам едва сдержался.

— Что будет, если я смогу тебя выпустить?

— Я начну менять. Я существую для этого, для постоянных изменений.

— И тогда пробудится Део?

Ответом был смех, звонким колокольчиком прозвеневший в ушах.

— Разве он когда-нибудь спал? Он даже сейчас внимательно слушает наш разговор и следит за тобой.

Гарб похолодел. Одно неверное слово или действие могли вызвать печальный для него конец. Все это время. Стоило ли так беспечно и в открытую планировать нарушение запретов? Просчитать при этом последствия того или иного шага невозможно. Неужели нужно просто действовать, как подсказывает совесть?

Если Мать всего сущего опасна, а в этом нет сомнений, то ее освобождение и станет тем самым концом времен. Да, она, наверное, создаст новый мир или миры, но уничтоженным обитателям пока существующей вселенной от этого легче не будет. С другой стороны, Бирканитра и Михель внутри требовали немедленно исправить такую чудовищную несправедливость.

— Какое отношение ты имеешь к Негану? — вопрос был важным, и Гарб очень боялся ответа.

— Какое отношение семя имеет к дереву?

— Из семени вырастает новое дерево, — ответил гоблин.

— Или дерево дает новые семена, — сообщила со смехом Йени. — Вот тебе и ответ. Я конец и начало. Порождение и родитель. Наверное, тебе это пока сложно понять. Мы не единое целое, но не существуем друг без друга. Он первобытный хаос, а я перемены, которые он несет, которые сами рождают новый хаос. Он постоянно вьется вокруг этой тюрьмы, но не может попасть внутрь. Хочет слиться со мной, но не может приблизиться, потому что Део никогда не позволит.

— Да уж, — почесал подбородок Гарб. — У смертных как-то проще разобраться.

С минуту они оба молчали.

— Ты узнал, что хотел? — пришел вопрос.

— И да, и нет, — ответил бог, получив в ответ новую порцию смеха.

— Тогда решай быстрей, хочешь ли ты освободить меня.

Счетная машина в голове гоблина заработала на полную мощность, но постоянно пыталась выключиться из-за нехватки сведений. Перед глазами время от времени плыла какая-то синяя дымка, и Гарбу приходилось усилием воли, а то и божественным повелением, постоянно прогонять ее и возвращаться к размышлениям и вычислениям.

Все, кто отказался участвовать в ее освобождении, уже сгинули без следа, и только рисунки на алтаре служат им памятником. Вышли отсюда лишь двое и оба с дарами. Оба награждены за то, что отдали свою кровь добровольно или почти добровольно. Йени не Неган, но его порождение и в то же время его мать. А еще есть Део, который просто наблюдает.

Так. Нужно отталкиваться от этого. Если Део не вмешивается, значит, пока все в рамках его воли. Он сам заточил жену в этом месте и запретил богам появляться на Лумее, чтобы они ее не освободили. Но он же не препятствует ее попыткам освободиться! Значит, не хочет, чтобы это сделали его дети, а она должна сама найти способ.

— Йени, — спросил Гарб. — Посох ведь на самом деле твое творение?

— Конечно. Он нужен для моей свободы.