К чему вся эта суета? Ради богини? Бирканитра, конечно, рассчитывает на своего жреца, но могла бы как-то лучше помогать. Так, чтобы ее единственная надежда на свободу и самое выживание не попадала регулярно в череду немыслимых неприятностей, от которых можно запросто погибнуть или тронуться умом и стать кем-то вроде Адину… От одной мысли об эльфе шаман едва не впал в бешеную ярость, но сдержался. Этот полубезумный бард ни в чем не виноват. К нему судьба тоже наверняка была не слишком милосердна, учитывая его состояние, но он хотя бы продолжает радоваться жизни. Попытка понять чужие чувства помогла, и Гарб задышал ровнее. Все-таки Михель молодец, что начал учить всю их компанию монашеским практикам с первых же дней знакомства.
Аггрх сосредоточенно смотрел на ушедшего в самокопания гоблина и не торопился отвечать. Когда грусть шамана стала куда менее очевидной, а мордочка прояснилась, зеленокожий ухмыльнулся.
— По-моему, ты уже сам что-то понял. Я-то делаю выводы по словам. Раньше ты всегда выражался вот так вот витиевато и немного заумно, а там на пристани в основном короткими словами сыпал. Раз ты снова говоришь, как прежде, значит, тебе уже полегчало. Нам всем нужно держаться вместе. После гибели Бурбалки особенно, так что постарайся больше не нападать на остроухого. Ладно?
— Я постараюсь, — довольно легко пообещал Гарб.
Путь предстоит трудный, но он справится. Орк вовремя напомнил о дружбе, и гоблин твердо решил сделать все, чтобы хотя бы друзьям ничего больше не угрожало. А для этого нужно собрать этот проклятый посох и освободить эту глупую богиню, которая своей опрометчивостью заварила такую кашу.
***
Наступали сумерки, и Гарб отправил орка спать. Тот, позевывая, нехотя согласился оставить пост возле дверей друга. Пришлось уверить, что сам шаман будет начеку. Однако в одиночестве гоблину побыть не дали. Стоило зеленокожему удалиться, как его место тут же занял Михель. Монах бесшумно выскользнул из сумрака плохо освещенного коридора и легонько постучал костяшками пальцев в дверь.
— Я войду?
— Тебе я всегда рад, — улыбнулся шаман, обнажая свои чуть заостренные передние зубы.
Человек вошел, осмотрел комнату и прикрыл веки, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
— Я слышал, хапуги успели устроить на тебя покушение, — сказал он.
— Скорее, за мной следили, — ответил Гарб, не видя смысла приукрашивать. — Если бы хотели убить, убили бы, пока я валялся без сознания. Тут была девчонка моих лет примерно.
— А сколько тебе, кстати? — осведомился монах.
— Почти семнадцать, — смутился гоблин, вжимая голову в плечи.
Он старался поменьше распространяться о своем возрасте, но не ответить на прямой вопрос не мог. Похоже, пришла пора всем в отряде узнать о том, что они доверили лидерство желторотому юнцу.
— Что ж, это открывает тебя с неожиданной стороны, друг мой, — мягко ответил Михель, почесывая двумя тонкими пальцами небритый подбородок. — Я пришел не только охранять тебя, но и по важному делу. Хочу знать, что случилось с Бурбалкой и где это произошло.
Наступила гнетущая тишина. Секунды стремительно бежали, а правильный ответ все не находился.
— Я вижу, что ты не хочешь меня огорчать, но мне очень нужно это узнать, — поторопил с ответом монах. — Это вопрос жизни и смерти.
— Меня не было рядом, когда это произошло, — сказал Гарб и поджал губы.
— Он правда стал порождением тьмы? — с надеждой произнес Михель.
На его лбу выступили капельки пота.
— Да, — сказал гоблин, — но откуда ты знаешь? Ты не должен этого помнить!
Бровь Михеля взмыла вверх. Шаман спохватился, но неосторожные слова уже слетели с языка.
— Пробелы в моей памяти мы уже обсуждали, — сухо заметил монах. — Скажи, зачем ты это сделал? Я вряд ли сам попросил стереть мне память.
— Я хотел как лучше, — пролепетал Гарб, съеживаясь так, что казалось, будто теперь невысокий человек смотрит на гоблина-переростка сверху вниз, а не наоборот. — Ты был убит горем.
Человек закрыл глаза и стал раскачиваться с носка на пятку и обратно, шевеля при этом губами. Черты лица исказились и никак не напоминали маску безмятежности, которую монах обычно носил. Он пытался успокоиться, но получалось с трудом. Гарб это увидел и испугался. Таким всегда спокойного и уравновешенного Михеля ему видеть еще не доводилось.
— Это моя память! — рявкнул он так, что жрец Бирканитры машинально вцепился в посох и рефлекторно выставил щит мага.
Не то чтобы это могло как-то помочь против разъяренного мракоборца.
— Это, должно быть, больно. Извини, пожалуйста, — жалобно пробормотал Гарб.
— Извини? — еще больше взъелся монах. — Что ты хотел сказать этим словом? Вот если я тебя сейчас ткну пальцем в глаз, а потом извинюсь, тебе же сразу станет от этого легче? Да, клянусь Все… м святым, это больно.
Гарб растерянно стоял, не зная, что ответить, но монах неожиданно смягчился. Он по старой привычке едва не помянул Вседержителя, от которого отрекся. Это остудило гнев.
— Можешь вернуть то, что забрал?
Гоблин неуверенно покачал головой.