Я сосредоточился на ближайшем окружении. Одежды нет, тело облеплено датчиками. В вены на обеих руках вставлены катетеры. Еще один – в паху, для отведения мочи. Сильно болело горло, каждый вдох давался с трудом. Много аппаратуры вокруг. Моя сила работала с невиданной прежде точностью, и мгновенно определила ее как приборы жизнеобеспечения. Стандартный набор для палаты интенсивной терапии.
Тени вокруг – люди. По одежде из одинакового материала я определил их как врачей. Они что-то говорили, но я все еще не мог сложить звуки в слова. Потом снова сомкнулась темнота.
Краткое мгновение забытья сменилось окончательным пробуждением. Надо мной нависало знакомое лицо. Доктор Лившиц посветил мне в глаз небольшим фонариком и сказал в сторону:
- Реакция зрачков нормальная.
Проследив взглядом, я заметил медсестру, которая делала пометки в планшете.
- Эй, ты меня слышишь? – он помахал рукой перед моим лицом.
Я попытался открыть рот и что-нибудь сказать, но в горле пересохло. Пришлось ограничиться кивком.
- Имя свое назвать сможешь?
Имя? Которое, гражданское или кейповское? Судя по тому, что верхнюю половину моего лица закрывала простая пластиковая полумаска, имелось ввиду второе. Но я все равно не могу ответить на вопрос, только разевать рот как выброшенная на сушу рыба. Врач, уловив намек, склонился ниже.
- Пить, - прошептал я одними губами.
- Анна, подай воды.
- Он же только что из комы.
- Есть признаки ускоренной регенерации. Под мою ответственность.
Мне к губам сунули стакан с водой, и после нескольких глотков ко мне вернулось что-то похожее на голос.
- Магистерий, - просипел я.
- Гражданское имя.
- Кёлер, Конрад.
- Сколько будет семь умножить на шесть и вычесть два?
- Сорок.
- Кто был двадцать вторым президентом?
- Козел-демократ.
- Когнитивные функции в норме, - удовлетворенно кивнул Лившиц. – Что ты последнее помнишь?
Я растерянно развел руками. Точнее неудачно попытался. Потому что обнаружил, что мои руки прикованы к кровати массивными кандалами. А именно усиленными антипарачеловеческими наручниками второго класса производства компании Dragontech. Предназначенными для конвоирования лиц, обладающих увеличенными физическими возможностями на уровне Бугай-4 и ниже.
Я ничего не понял. Арест? Я что-то…
Ох, черт. Вспомнил.
- Сражался со злодеями, - прошептал я, а потом в памяти всплыла и причина схватки. – Дина. Дина Элкотт. Ее спасли?
- Нет, - коротко ответил врач.
Я закрыл глаза и прошипел что-то яростное, но неразборчивое даже для меня самого. Все было напрасно. Если бы я преуспел, уверен, никому бы не пришло в голову приковывать меня к койке. Но Трикстер сумел уйти, и Свинка выбрала меня крайним, чтобы спихнуть на меня вину за устроенный на оживленной улице бардак.
А, и еще за шесть трупов. Но, в самом деле, кого волнуют наемники?
- Доктор Лившиц, - позвал я тихо. – Как долго я тут?
Он как-то странно посмотрел на меня, а потом отвел глаза.
- Тринадцать суток.
Ох бл… хотя не, могло быть и хуже.
- На каком основании… наручники?
- Приказ твоего собственного начальства.
- Так нельзя, - я попытался вспомнить правила, которые регламентировали подобные вещи, но в голове все еще стоял тума. – Пусть снимут. Я голоден.
- Завтра разберутся, - отрезал Лившиц. – Спи.
Подчиниться его словам оказалось очень легко. Даже такой короткий разговор отнял у меня все силы.
…
На следующий день меня после осмотра перевели из отделения интенсивной терапии в обычную палату. Никто ничего толком не объяснил, что случилось за прошедшие дни. Ну, хоть наручники сняли, чем избавили меня от навязчивых мыслей сломать себе большой палец или добыть кислоту с помощью рвоты.
Для человека, пролежавшего две недели в глубокой коме после тяжелейших ранений, я ощущал себя превосходно. В смысле, полностью здоровым, хотя и изрядно ослабевшим. Тело стало заметно тоньше и легче. Похоже, мной занималась Панацея, а ей требовался материал для работы. Она забрала весь подкожный жир и часть мышечной ткани. Долгая неподвижность тоже не добавила силы и прыти. Восстанавливаться придется долго, даже с моими возможностями по стимулированию анаболических процессов.
Короче, мне оставалось только плевать со скуки в потолок, поглощать жиденькую больничную кашу, да удерживать себя от соблазна совершить побег. Я ничего не знал о своем текущем статусе, но пробуждение в наручниках не внушало оптимизма, и случайно обнаруженный здравый смысл подсказывал, что прямая вражда с СКП будет не самым мудрым решением. Во всяком случае, сейчас я был также свободен, как любой другой пациент, вооруженного конвоя возле дверей палаты тоже не стояло.
А потом, вскоре после завтрака, ко мне пришли посетители.