Плоды свободы

«Да-а… – прошелестел голос Локки где-то за спиной. – Да! Поберегись, моя Верная, поберегись сама и побереги дочь Глэнны. Этот не по зубам ни тебе, ни ей».

Эрна Кэдвен не была бы ролфийкой, если б не осмелилась спросить Локку прямо:

«А Тебе, госпожа пламени?»

Огненная Сова молчала долго, так долго, что Грэйн уже перестала надеяться на ответ.

«Ты и вправду хочешь это знать, моя Грэйн? – наконец молвила богиня. – Думается мне, что не хочешь».

Женщину от такой откровенности прошиб пот. Неужели Херевард и его живодерский идол стали настолько сильны, что даже сама Локка…

«Нет! – гневный клекот богини ударил в уши, когти ее вонзились Грэйн в плечи и, казалось, вот-вот вырвут изрядный клок души ролфийки. – Не смей! То не твоя печаль, волчица!»

«Ты гневаешься, Огненная, значит…» – упрямство детей Морайг недаром воспето в сагах. Эрна Кэдвен не боялась свирепого клекота Локки. Так любимый ребенок не верит, что мать способна причинить ему вред. Госпожа войн и доблести может гневаться на упрямую Гончую, может грозить, но это ничего. Как говаривал Фрэнген, уворачиваясь от летающих по поместью Кэдвен табуреток: «Поорешь – и перестанешь!» Майор хорошо разбирался в женской душевной организации, а Огненная Луна, как ни крути, тоже женщина.

«Ну, это уже слишком, Грэйн! – Локка разжала когти и усмехнулась. – Чем выше ты поднимаешься, тем больше наглеешь».

«Только потому, что Ты позволяешь мне это, госпожа».

«Всему есть пределы, лишь ролфийская наглость и упрямство безграничны. И вовсе я не гневаюсь. Что же до Хереварда, то на каждую дичь найдется свой охотник, но это не ты».

«Вот уж воистину приятная новость, моя госпожа!» – Грэйн тоже позволила себе усмешку, но от шутки в ее словах было не так уж много.

«Но поохотиться на сов тебе все-таки придется, – продолжала богиня, будто не слышала. – Ты не о том думаешь, Верная. Твои заботы гораздо ближе. Отправляйся на запад, в место, именуемое Этенхари, и предай отступников огню».

«А что там, Огненная?» – насторожилась ролфийка.

«Склеп! – бросила Локка, будто выплюнула. – Обитель погребенных заживо, гнездо предателей. А еще там держат дочь моей сестры, которую ты поклялась защищать. И щенка, который ко мне взывает. Довольно ли тебе этого, Грэйн?»

– Более чем! – прорычала женщина вслух, приподняв губу в оскале. – Благодарю тебя, госпожа!

«Не благодари, ибо это не подарок. Разожги этот костер так, чтоб дым пощекотал ноздри Отступнику! И не бойся. Ты не будешь одна, моя Верная».

Локка взмахнула крыльями и покинула Грэйн так же внезапно, как и приходила. Ролфи тряхнула головой, выдохнула и огляделась. Дорога была пуста – синтафские полки прошли. Да и небо на востоке уже побледнело в предчувствии позднего зимнего рассвета. Пора было выбираться.

Херевард Оро, Благословенный Святой

Почему, почему, ну почему в последние годы он отправлялся на ночную охоту из Файриста Прекрасного? Почему волшебные крылья возносили его в небо исключительно над крошечной площадью за отчим домом? Той самой, где старый абрикос и ажурная решетка. Херевард Оро отчаялся понять эту странную закономерность. Может быть, это мертвый Буджэйр нашел лазейку к сердцу своего сына-убийцы и вонзил когти в самое уязвимое место – в совесть?

Но, так или иначе, колдовство хождения по Тропам Сновидений означало теперь очередной призрачный визит в Град Огненной Луны, а следовательно, едва выносимую тоску по утраченному. Любимое занятие – выслеживать врагов и настигать их в снах, в котором Хереварду не было равных, превратилось в мучение. Азартное, но неизменно болезненное.

Зрить снова и снова золотые солнечные блики на синеве залива, и корабли, застывшие на рейде, покачивающиеся на волнах в сладостной послеполуденной дреме, слышать, как беззаботно смеется мать – прекраснейшая из женщин, как азартно перекликаются торговцы на рынке, рассыпая без счету жемчуга простодушного красноречия. А потом бежать вниз по улице вприпрыжку, распугивая греющихся на камнях кошек. Чтобы успеть к самому открытию Ярмарки.