– Еще бы не здесь! Его следовало бы пристрелить. Он приехал однажды с почтовым пароходом и сразу к инженеру: «Ну, как дела?» – «На мой взгляд, хорошо», – ответил инженер. А Гейслер стоит и опять спрашивает: «Так вы говорите – хорошо?» – «Да. Насколько мне известно», – ответил инженер. Но не было печали: когда распечатали почту, в ней оказались письмо и телеграмма инженеру, мол, овчинка выделки не стоит, извольте прекратить работу!
Участники процессии переглядываются, но их предводитель, коротышка Андресен, видимо, не потерял мужества.
– Поворачивайте-ка лучше домой! – советует Аронсен.
– И не подумаем, – отвечает Андресен, укладывая в тюк кофейник.
Аронсен смотрит поочередно на всех троих.
– Да вы с ума сошли! – говорит он.
Но помощник Андресен не очень обращает внимание на своего бывшего патрона, он теперь сам себе патрон, это он снарядил экспедицию в дальние края, повернуть обратно здесь, на вершине горы, значило бы потерять весь свой авторитет.
– Да куда же вы пойдете? – раздраженно спрашивает Аронсен.
– Не знаю, – отвечает Андресен. Но у него есть план, не иначе как в голове у него туземцы, к которым они пришли втроем, с большим запасом стеклянных бус и колец. – Ну, пойдемте, – говорит он, обращаясь к товарищам.
Собственно говоря, выйдя нынче утром из дома, Аронсен намеревался пройти подальше, может, ему хотелось посмотреть, все ли рудники опустели, правда ли, что ушли все до единого человека; но эти разносчики своим упрямым желанием непременно идти дальше расстроили все его планы: он во что бы то ни стало должен отговорить их продолжать путь. Вне себя от злости, Аронсен забегает вперед, поворачивается к ним лицом и кричит, вопит во всю мочь, защищая неприкосновенность своей территории. Так они доходят до барачного поселка.
Вокруг пусто и уныло. Основные инструменты и машины внесены в помещения, но бревна, доски, сломанные повозки, ящики и бочки валяются повсюду без призора; кое-где на стенах домов прибиты плакаты, воспрещающие вход.
– Видите! – кричит Аронсен. – Ни души! Куда вы идете? – И грозит каравану великими бедами и ленсманом; сам он пойдет за ними по пятам и проверит, не торгуют ли они запрещенными товарами. – А за это тюрьма и каторга, уж будьте покойны.
Вдруг кто-то окликает Сиверта. Поселок не вовсе покинут, не совсем мертв; у одного из домов стоит человек и машет им рукой. Сиверт шагает к нему со своей ношей и сразу узнает его: это Гейслер.
– Вот так встреча! – говорит Гейслер. Лицо у него красное, цветущее, но глаза, должно быть, болят от весеннего света, он в темном пенсне. Речь у него такая же живая, как прежде. – Чудесная встреча! – говорит он. – Она избавляет меня от путешествия в Селланро, у меня так много хлопот. Сколько у вас там теперь хуторов?
– Десять.
– Десять хуторов? Вот это я одобряю, я доволен! Нам бы иметь в стране тридцать две тысячи таких молодцов, как твой отец! – говорю я и опять одобряю, я это высчитал.
– Ты идешь, Сиверт? – кричат ему.
– Нет! – коротко бросает Гейслер.
– Я догоню, – кричит Сиверт и сбрасывает на землю тюки.
Оба садятся и беседуют; на Гейслера снизошел дух, он смолкает лишь на то время, пока Сиверт дает краткий ответ, потом опять говорит без удержу:
– Редкостный случай, никогда его не забуду! Вся эта моя поездка была замечательно удачна, а тут еще тебя встретил, и мне не надо делать крюк, чтоб попасть в Селланро! У вас все благополучно дома?
– Да, спасибо.
– Построили новый сеновал над скотным двором?
– Да.
– А я так занят, скоро у меня дел будет выше головы. Видишь, где мы сейчас сидим, Сиверт? На развалинах поселка. Люди построили его аккурат на свою беду. В сущности, во всем виноват я, то есть я был одним из посредников в маленькой игре судьбы. Началось с того, что твой отец нашел несколько камешков на скале и дал их тебе поиграть, когда ты был маленьким. С этого все и началось. Я хорошо знал, что эти камешки имеют только ту цену, какую люди захотят заплатить за них, ну что ж, я назначил цену и купил их. Камни стали переходить из рук в руки, производя свое разрушительное действие. Время шло. Несколько дней тому назад я снова приехал сюда, и знаешь зачем? Хочу купить эти камни обратно!
Гейслер умолкает и смотрит на Сиверта. Он замечает тюки и вдруг спрашивает:
– Что это ты тащишь?
– Товары, – отвечает Сиверт, – мы идем с ними в село.
Ответ, видимо, не интересует Гейслера, а может, он и не слыхал его; он продолжает: