Плоды зимы

— Доедем до большака, стянем еще. За это время вязанки утрясутся и улягутся плотнее.

Мать показала на небо.

— Прохлаждаться нечего. Скоро стемнеет, — сказала она.

И верно. Солнце стояло низко, и на поляну уже ложилась тень.

— Когда спустимся, я надену фуфайку.

Они повесили вещевой мешок на боковую стенку тележки, отец взялся за дышло, мать стала сзади.

— Поехали, — крикнул он, — поехали!

Отец нагнулся вперед и потянул тележку, напрягая все силы и кляня неунимавшуюся резкую боль в спине и руках. Тележка тронулась с места и покатилась, подскакивая на неровностях подсохшей дороги. Дорога вела под гору, и, чтобы все шло гладко, достаточно было объезжать рытвины и большие корни.

В лес уже вошли сумерки. Там воздух был не такой свежий, и отец дышал с трудом. Ему захотелось на минутку остановиться и передохнуть, но он заметил, что спуск кончается и дальше дорога идет в гору. Чтобы взять этот небольшой подъем, лучше было воспользоваться разбегом. Склон был довольно отлогий, но все же тележка замедлила ход.

— Взяли! — крикнул отец.

Возможно, что мать толкала уже не так рьяно, как вначале. Однако отец не мог посмотреть в чем дело: момент для остановки был неподходящий. Он потянул изо всех сил, но дорога была узкая, и объезжать препятствия было трудно. Передние колеса с силой налетели на толстенный корень, наполовину стертый гужевым транспортом, и на мгновение отец испугался, что вывихнет руки. И все же передок тележки преодолел препятствие, но ход ее настолько замедлился, что задние колеса не перевалили через корень. Нагруженная тележка остановилась как бы в нерешительности, отец огромным усилием воли напружил мускулы, но тяжелая поклажа победила. Тележка подалась немного назад.

— Не отпускай! — крикнул отец.

Они дали тележке откатиться назад, пока она не задержалась передними колесами на корне.

— Нажми на тормоз, я держу! — крикнул отец.

Мать повернула ручку, и, когда железные колодки затормозили, отец отпустил дышло.

— Чертов корень! — проворчал он.

Мать, держась одной рукой за боковую стенку тележки, другой схватилась за живот, словно хотела смять, скомкать его. Она побагровела, и, хотя на лицо ее падала тень от полей шляпы, видно было, что оно все в капельках пота. Наступило долгое молчание, оба слушали только, как клокочет все у них внутри.

— Нам ни за что не проехать, — прошептала мать.

Отец, которого немного пугало наступление темноты, заупрямился.

— Надо проехать, черт подери!

Он огляделся и, отойдя на несколько шагов, поднял ветку. Обломил тот конец, что потоньше, и засунул ее между задней стенкой и вязанками.

— Если опять не въедем, ты не тормози, подложи этот сук, так будет скорей. Ну а теперь поехали.

Он ухватился за дышло, а мать отпустила тормоз, и, как только она сказала, что можно трогать, он крикнул:

— Взяли!

Общими усилиями им удалось с большим трудом преодолеть препятствие и, не останавливаясь, въехать на косогор. Несмотря на сумерки, отец разглядел, что этот спуск круче, но подъем с той стороны показался ему довольно отлогим. Значит, надо взять его с разбегу, тогда все пойдет как по маслу. Отец, которого подталкивала тяжелая кладь, припустился рысью. Тележка подскакивала, дышлом ему встряхивало руки, но он знал, что и тележка и он держатся крепко.

За несколько метров от низины отец понял, что это, должно быть, и есть то самое место, где мать видела грязь, но он слишком разбежался и уже не мог остановиться. Надо было воспользоваться таким разбегом и проскочить.

— Взяли! — крикнул он еще раз.

Ему казалось, что мать совсем не подталкивает. Как только они съехали с горы, тележка потяжелела, словно ее нагрузили свинцом. Она шла все тише, тише и остановилась, несмотря на усилия старика, хотя он и чувствовал под ногами более или менее твердую почву.

— Черт, — выругался он. — Тут не проедешь!

Он отпустил дышло и убедился, что тележка всеми четырьмя колесами увязла в боковых колеях, где дорога была куда более разъезжена, чем посредине.

— Влипли! — крикнул разъяренный отец. — Ты не могла предупредить, что это то самое место, где мы можем застрять! Я бы пошел посмотреть и заложил бы ветками эту грязищу.

На него опять напал кашель, и он замолчал. Когда он был в состоянии ее выслушать, мать объяснила:

— Это еще не самое плохое место, то гораздо дальше.

Отец с раздражением замахал руками.

— Выходит, там просто болото. Чего же ты не сказала?..

— Я говорила.

— Ничего ты не говорила. Ты хотела, чтобы я сам поглядел. Как будто у меня было время. Даже если бы мне и хотелось самому поглядеть, незачем было терять время нам обоим… Ты, что ли, готовила бы вместо меня вязанки! Нечего сказать, милая моя, в хорошенькую историю ты нас втравила… И уж, конечно, не тебе выпутываться!