Плохая

Схватила трубку, дрожащими пальцами, несколько раз сбиваясь, набрала номер мамы. Один гудок, второй, третий… Когда услышала ее далекое и такое родное «Алло», произнесенное то ли неуверенно, то ли с молчаливым вопросом, адресованным неизвестности, слезы сами покатились из глаз. Впервые за столько времени невидимый барьер моей прочности был сломан, и я снова стала маленькой девочкой…

— Мама… — прошептала я, сползая на пол по стенке.

— Алло, Вас не слышно. Алло… Лёнка? Дочь, это ты?! — сколько надежды, веры, безысходности в голосе… Сердце разрывается от боли за ее переживания. Бедная моя мамочка. И почему тебе попалась такая плохая, непутевая дочь…

— Мама, это я… — сказала максимально бодро, шмыгая и утирая нос шелковым рукавом, — это я… Со мной все хорошо…

— Ты где была, доча?! Я с ума просто сошла за эти недели!

— Извини, мам… мы тут… уехали на детокс в Латинскую Америку, — начала, как всегда, врать на ходу. И почему никогда не придумывала отмазки заранее? Почему обязательно был нужен экспромт? — в горы ушли, где макчу-пикчу живут, знаешь таких? А там связи оказывается нет, представляешь? Вот так вот… Извини, пожалуйста…

Не выдерживаю и всхлипываю, тут же яростно зажимая свой рот рукой. Лишь бы не услышала, лишь бы не поняла…

— Главное, что все с тобой хорошо, доча, — отвечает она, тяжело и терпеливо вздыхая. В ее голосе облегчение. Еще бы. Главное, что жива… А к остальному она привычна… И я точно знаю, она не верит ни одному моему слову. Ничему не верит. Никогда не верила. И правильно делает… Главное, чтобы любила. Здесь и сейчас я понимала, захлебываясь своим отчаянием- как же важно, когда кто-то тебя искренне, по-настоящему любит, даже несмотря на то, что ты плохой и твоя жизнь — дерьмо…

— Ты когда домой? — ее вопрос стреляет по моему позвоночнику уколом злобной агонии. Сжимаю губы, чтобы не заругаться вслух.

Мама-мама, знала бы я сама…

— Я пока вернулась на Ближний Восток, мам… Побуду здесь, то есть там…Эээ… Домой не собираюсь пока. Но на связи теперь буду все время, ты главное не волнуйся… Лучше скажи, как сама?

Мы еще немного поговорили. А потом я долго сидела и смотрела в одну точку, ощущая каждой клеткой тела свою ничтожность. Это больно, когда понимаешь, что прошла, возможно, половина твоей жизни, а гордиться тебе нечем. Что для матери ты все та же непутевая дочь, о которой нужно только волноваться. И вопрос не в деньгах и комфорте, на которые я смогла заработать всем известным местом. Вопрос в себе как в личности. Какой я была личностью? Что из себя представляла? Что мать могла сказать обо мне своим подругам, окружению, родственникам…

Экзистенциональная грусть сменилась опустошением. Это хорошо, потому что мыслям о неправильности своего бытия я грузила себя не очень часто. Кстати, в последние недели все чаще. Еще один дерьмовый знак, что со мной все не так. Опустошение как эмоция- намного лучше. Наверное, это такая защитная реакция организма. Защита от насилия. А ведь то, что делал Даниэль, было именно насилием. Похищение, пленение, потом еще одно похищение, эта неопределенность и заточение в этом доме-музее, затерянном среди непроходимых кедровых лесов… Смешно сказать, но только сейчас, оглядываясь назад, я поняла, что, пожалуй, впервые в жизни столкнулась с реальным насилием. У меня бывали разные жизненные ситуации. И да, не все они были приятные и безоблачные. Но в отличие от текущего момента, в моей жизни все было по договоренности. Всё, что бы я ни делала, я делала осознанно, понимая, на что иду. Я видела конечную цель, понимала, зачем вступаю в отношения и какие выгоды от них получу. Это как договор- каждая из сторон знает свои права и обязанности. А он словно бы нарочно ломал эту отработанную схему. Его вопрос о том, каким был самый дорогой подарок в моей жизни от любовника… Он всем своим видом показывал, как презирает меня и мой образ жизни. Тогда зачем насильно заставляет сидеть здесь, подле него?

Взгляд непроизвольно упал на стол- а там еда, которую я изначально даже не заметила. Есть не хотелось от слова «совсем». Почувствовала вдруг, что мерзну-огонь в камине почти затух, лишь обугленные головешки уныло-лениво тлели в серо-черном пепле. Подошла к шкафу, распахнула его. Действительно, полно одежды с этикетками. Вечерние платья, кэжуал, верхняя одежда, на полочках-белье и какие-то коробочки, содержимое которых даже не хотелось смотреть. Меня сейчас не радовали «подарки», пусть одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что вещи подобраны со вкусом. В отличие от моих предыдущих мужчин, Даниэль не спрашивал и не вовлекал меня в игру. Он просто играл сам. Я же была не субъектом, объектом… И это, черт возьми, было унизительным. Похлеще самой нелепой выходки очередного эксцентричного кавалера…

Среди обилия вещей нашла черное кашемировое платье-лапшу почти до щиколоток. Собрала волосы в резинку.