И только когда у меня стали ныть, а потом нестерпимо болеть ключицы, я вдруг подумала, что, может, мама тоже страдала именно так? Может, поэтому оголяла грудь, рвала водолазки и раздирала ночную рубашку? Может, она точно так же заходила в ванную, открывала кран и не могла ничего выкрикнуть, выплеснуть? А вся боль уходила в ключицы? Я так ее об этом и не спросила, не решилась. Хотя вряд ли она сказала бы мне правду. Возможно, хоть в этом она остается женщиной, поддерживая легенду, что залог ее успешной адвокатской карьеры кроется в бюсте?
Наверное, у меня атрофированы какие-то чувства. Из-за того, что я видела смерть с раннего детства.
Мне не было жаль курицу, которую я ловила, зажимала коленями, чтобы махнуть топором и отрубить голову. С первого раза не всегда получается. Даже со второго. Требуется навык. У меня был специальный, «детский», топор – легкий, острый, сделанный по руке. Бабушка заказала, чтобы облегчить мои страдания. А подружки вынуждены были управляться отцовским орудием убийства. Потом я спокойно смотрела, как безголовая тушка птицы носится по двору. Мне не было жаль петуха, пущенного в расход. Вот сама бы, недрогнувшей рукой, ему горло перерезала – он умел очень больно клюнуть, причем в ногу, неожиданно. Бульон из петуха в миллион раз вкуснее, чем из курицы.
Но я так и не научилась топить новорожденных котят в ведре. Меня этому обучала соседка. Жившие в нашем доме две кошки-мамы приносили котят регулярно. Рожали исключительно в курятнике, в поддонах, выложенных сеном, где курицы несли яйца. Бабушка разрешала оставить одного из приплода. Иногда мне удавалось договориться о двух. Семейство разрасталось. Восемь или десять котят разного возраста, не помню точно. Бабушка тоже не могла утопить живое существо, поэтому призывала на помощь соседку. Никто не раздавал котят «в добрые руки», потому что рук не хватало – в каждом дворе имелось штук по десять своих. При этом бабушка никогда не держала во дворе собаку – в будке, на цепи.
Считалось, раз я спокойно отношусь к убийству куриц, не отворачиваюсь, когда при мне режут барашка, то утопить котенка не станет проблемой. Наша соседка тетя Римма специализировалась на убийствах. Сейчас бы я сказала, что она работала деревенским ветеринаром на общественных началах. Официального, конечно, не имелось, разве что в колхозе в соседнем селе. В коровнике. Тетя Римма же была местной. Она могла определить, когда корова готова к зачатию теленка. Решала, какого барана стоит зарезать, а какого ягненка сохранить. Тетя Римма умела кастрировать всех животных, какие только встречались в селе, и дать жизнь теленку, который застрял в родовых путях. Она убивала и спасала. Боролась за жизнь и подписывала смертный приговор. Когда я уже в более взрослом возрасте слышала выражение «старуха с косой», то всегда представляла тетю Римму. Хотя она была не старухой и уж тем более не тощей, а напротив, как я теперь понимаю, еще совсем не старой женщиной, около пятидесяти. Полной и мягкой, как пирожок. У тети Риммы всегда были даже не теплые, а горячие руки, будто она долго мыла посуду в горячей воде. С косой она тоже никогда не ходила. Все необходимое возила в тачке на колесиках. Тележки тогда еще не изобрели.
В селе верили, что животные чувствуют приближение тети Риммы и узнают звук ее тачки. Так часто бывает с маленькими детьми, которые температурят целый день, а перед самым приходом вызванного на дом врача вдруг неожиданно выздоравливают. Будто ничего и не было. Так и животные при появлении тети Риммы вдруг становились бодрыми, прыткими, хотя еще за час до этого хозяева хотели смертью избавить корову (теленка, барана, пса) от страданий.
Обычно с котятами и щенятами, больными цыплятами и гусятами все женщины управлялись сами. Но бабушка вызывала тетю Римму за гонорар, чтобы все было… профессионально. То, что меня привлекли к этому делу, тоже не считалось чем-то удивительным – девочки всегда были на подхвате. Держали хвост корове в родах, помогали ловить баранов или ягнят, предназначенных для праздничного стола.
Мы с раннего возраста знали, откуда берутся дети, как проходит зачатие, что такое «собачья свадьба», «вязка», «выкинула». Никакие сцены из жизни животных не вызывали у нас никаких эмоций.
Тетя Римма на моих глазах взяла котенка, погладила, что-то прошептала и сунула его в ведро. Потом второго. Котята не вырывались, не пищали. Она доставала их и нежно откладывала на кусок старого пододеяльника. Третьего должна была утопить я. Тетя Римма взяла котенка и решила передать его мне. Но меня рвало так, как Мадину в тот момент, когда она видела, как освежевывают барашка. Нет, тетя Римма не заставила меня преодолевать себя и топить котенка. Но если я закрою глаза, то тут же вспомню то ведро с водой и тех двух котят, уже утопленных, которые лежат на разорванном старом пододеяльнике. Наверное, поэтому никогда не заводила ни кошек, ни собак, ни даже рыбок. Я знала, что не смогу подписать им смертный приговор. Не смогу смотреть, как они умирают.