Тот случай я и сама хорошо помню. Мне было лет десять. Мама приехала меня забрать, но бабушка не отпускала. Говорила: «Хватит таскать ребенка, оставь ее уже в покое».
– Она говорит по-осетински лучше, чем по-русски! – возмутилась мама, имея в виду мое дальнейшее образование.
– Ой, можно подумать, что в том месте, куда ты ее забрать хочешь, все по-русски говорят! – не задержалась с ответом бабушка.
– Ну, не все и не по-русски, – пожала плечами мама.
– Оставь ребенка в покое! Пусть говорит по-осетински, чтоб она была здорова и счастлива! – закричала бабушка. – Ты тоже знаешь этот прекрасный язык, если вдруг забыла!
– Мама, я забыла! Клянусь тебе! Так старалась, что совсем забыла! Ни одного слова не помню! – закричала мама в ответ, и это было правдой лишь во второй части. Всеми силами она вытравляла из себя село, в котором росла, и язык, который считался вторым родным. Мама не только говорила, но и писала, и читала по-осетински. Но она в рекордные сроки избавилась от акцента, особенностей интонирования – всего того, что могло выдать в ней приезжую, «лимиту», которой она считалась, когда сбежала из села в Москву.
– Уйди сейчас, у меня сердце болит! Лучше бы ты не приезжала! – кричала бабушка.
Бабушка ушла в редакцию, где всегда пряталась от скандалов и лечила нервы, отстукивая на механической пишущей машинке заметку в номер – лишь работа ее успокаивала.
К маме зашла ее давняя подруга Ирочка. Ее все звали Ирочка-горбатая, потому что у нее действительно был небольшой горб, одна нога короче другой – следствие родовой травмы и перенесенного в детстве полиомиелита. С моей мамой они дружили с детства. Ирочка-горбатая работала в детском саду и подрабатывала шитьем на заказ.
Только к маме Ирочка всегда прибегала за помощью. И только она радовалась ее возвращению в село. Встречала на вокзале, хлопала в ладоши. Мама наклонялась, чтобы ее обнять. В свои приключения она ее никогда не вовлекала, хотя Ирочка очень просилась. Но им и на двоих хватало происшествий. Ирочку мама очень любила – та молчала как партизан, хотя прекрасно знала, куда отправилась Ольга и какое еще приключение придумала на свою попу.
– Ирочка, пожалей меня, – умоляла бабушка, – скажи сейчас, я все равно узнаю. Не хочешь меня жалеть, Дидину, мою внучку единственную, пожалей!
– Ой, я так вас жалею, что сердце болит, очень жалею, Мария Алексеевна, уважаемая, и Машу жалею, такая девочка, ну точно цветочек, правильное имя ей здесь дали, что тьфу на нее, какая красавица, пусть замуж хорошо выйдет, – отвечала Ирочка. – Но не могу сказать. Ольга с меня слово взяла.
– Ирочка, давай я тебе сейчас слово дам, что не убью Ольгу, когда найду. И не убью, когда выясню, что она опять сделала. Только скажи, где она. Чего мне ждать? К чему готовиться? – причитала бабушка.
– Мария Алексеевна, не скажу. Я же живу Ольгиными историями. Потом год их вспоминаю. Что мне еще вспомнить? Нечего. А Ольга приезжает, и я радуюсь, – отвечала Ирочка.
– В кино сходи или книжку почитай. Там тоже много историй, – советовала бабушка.
– Это не то. Это про других. А тут рядом, будто и про меня тоже, про нашу жизнь! – восклицала Ирочка, и бабушка сдавалась.
В тот очередной раз, когда в село нагрянула мама, бабушка сбежала в редакцию под предлогом написания большого репортажа. Сказала, что объявится, когда Ольга уедет, не раньше. Присматривать за мной поручила соседкам. Им же велела сразу бежать в редакцию, если Ольга соберется увозить свою дочь, то есть меня, тайно. Хотя тайн в нашем селе не существовало в принципе.
Тогда Ирочка прибежала к маме и сказала, что они срочно должны пойти к ней домой.
– Что-то случилось? – спросила мама.
– Конечно, случилось! Стала бы я тебя звать! Только ты мне можешь помочь! – объявила подруга.
Мама решила взять меня с собой, чтобы по дороге поговорить на важную тему – хочу я уезжать или нет.
Но разговора по дороге не получилось. Ирочка рассказывала последние сплетни, болтала без умолку, я плелась следом и предпочла бы оказаться во дворе у Фатимки или у бабушки в редакции. Но боялась ослушаться матери.
Уже в доме Ирочка призналась маме, что была у врачей в городе и те сказали, что у нее проблемы с сердцем. Серьезные. Предупредили, что она может умереть в любой момент. И так прожила дольше, чем прогнозировали.
– Господи, давай я тебя в Москву заберу! Там врачей пройдешь! – забеспокоилась мама.
– Нет, не надо! – радостно ответила Ирочка. – Я готова, не боюсь умирать. С раннего детства готова. Мне всю жизнь твердили, что я скоро умру. А я вот, живу. У меня же никого нет из родных. Мать меня тетке подбросила, когда поняла, что я больная, а тетку я давно похоронила. Вот и хочу заранее подготовиться. Только понимаешь, надо мерки с меня снять.