Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит

За несколько дней до Рождества мама зашла в гостиную и увидела, как я играю с куклой. Эту куклу она купила и, завернув, оставила под елкой. Она знала, что кукла мне понравится, и надеялась, что она напомнит мне о том времени, когда мы играли все вместе и жили в однокомнатной студии. Теперь она снимала дом с двумя спальнями, и в нем было достаточно места и для меня, но я до сих пор жила в Миссури. Никто не считал удачной идеей возвращать меня в Форт Уэйн посреди учебного года, но мама скучала по мне и хотела видеть дома.

Увидев, что я открыла подарок раньше времени — тот подарок, ради которого она оставалась на дополнительную подработку, — мама закричала. Но я не только ощущала, что отдалилась от матери, я сердилась на нее и не понимала, чего она от меня хочет. Она то отсылала меня, то просила вернуться, а теперь, похоже, разозлилась оттого, что я нахожусь здесь. Я отвернулась и пошла прочь и тут же уткнулась лицом в ковер гостиной. Мама пнула меня. Я не заплакала.

Через пару мгновений мама подобрала меня и прижала к себе. Меня очень редко держали на руках, и это само по себе было вознаграждением. Но сейчас я отвергла ее жест, обмякнув всем телом. Я надеялась, что она подумает, будто я умерла или парализована. Мне хотелось, чтобы она поняла, как сильно обидела меня. Мне хотелось, чтобы она извинилась передо мной, как когда-то извинился ее ухажер. В комнату вошла бабушка, посмотрела на нас и спросила, что случилось. Мама сказала, что я открыла подарок. Бабушка объяснила, что купила мне такую же куклу в Миссури. Бабушка встала на колени рядом со мной.

— С тобой все в порядке, детка?

Я посмотрела на входную дверь.

— В порядке. Ничего не болит. Я не умерла.

Мама ушла в свою комнату и закрыла дверь.

— Бабушка, скажи ей, что все в порядке. Я же не умерла. Я жива.

Когда мы с бабушкой вернулись на ферму, я выпрыгнула из бабушкиной машины и ворвалась в дом. Сначала я забежала в гостиную, где на столике всегда стояла моя чайная чашка, затем в ванную, где в розовом стакане у раковины была моя замечательная зубная щетка. Я дотрагивалась до всех вещей, которые напоминали мне о моей новой жизни в Миссури, где никто не бил меня, где я могла читать сколько угодно и где не было ржаво-красных пятен в ванне. Я обратилась к бабушке, не глядя на нее.

— Не отвози меня больше никуда, ладно? Я не хочу никуда уезжать.

Она посмотрела на меня, затем на задний двор, туда, где я играла без разрешения. Она схватила меня за руку и повела к деревьям, взяла лопату и мешок из грубой ткани, валявшийся рядом с грилем. Потом мы шли дальше и дальше, пока не дошли до той части нашего участка, где прадедушка косил траву. Притоптав немного траву, бабушка воткнула лопату в землю. Она копала медленно, целенаправленно, как будто тайком похищала у земли ее сокровище. Почва была мягкой, и вскоре она попросила меня подойти поближе.

Я заглянула в яму и увидела садового ужа. Нет, двух, трех, четырех… множество садовых ужей. Они сплелись в своего рода узле, хотя и не вплотную друг к дугу. Они двигались быстро и упорядоченно один вокруг другого. Они не боролись и не старались побыстрее скрыться от нас или от кого-то еще.

— Что они делают, бабушка?

Бабушка смотрела в яму.

— Они любят друг друга, детка.

Порывшись в мешке, она достала жидкость для розжига, налила ее в яму и подожгла спичку. Трава вокруг ямы загорелась, змеи — тоже. Инстинктивно мне захотелось схватить их и отбросить как можно дальше, в безопасность, но я тут же вспомнила, как они кусаются; я колебалась слишком долго, чтобы им можно было помочь.

Продолжая гореть, змеи не уползали прочь и не бились в безумии. Они лишь плотнее прижимались друг к другу. Даже когда от огня облезали их чешуйки, они старались сильнее сплотиться, прижаться к другим змеям вокруг них. Их зеленая кожа темнела и покрывалась пузырями; из-под металлического капюшона каждой сочилась и закипала плоть. Они не паниковали, не убегали. Я заплакала.

— Тебе придется вернуться. Нам обоим придется вернуться домой. Мама скучает по тебе.

Бабушка взяла меня за руку, и мы обе продолжили смотреть в яму.

— Эти твари загорелись, но не покинули друг друга. Мы не отказываемся от своих. Мы не перестаем любить наших родных.

Она смотрела на меня, и ее глаза наполнялись слезами.

— Даже когда сгораем заживо.

8