Плохая компания

Молча встав, Гуров прошел к воротам и вышел на улицу. Сел в свою машину, завел двигатель и поехал в Москву. Он надеялся, что, может быть, Крячко за это время удастся выколотить что-нибудь из допрашиваемых свидетелей.

Станислав Крячко уже побеседовал и с персоналом пансионата, и с четой Прохоровых и теперь плотно взялся за Виталия Щелокова. В тот момент, когда Гуров вернулся из Павловской слободы, Крячко как раз сидел за своим столом, а напротив него устроился Щелоков. Гуров отметил, что Стас посадил его на его собственный, гуровский, стул. И, видимо, сделал это намеренно. Заместитель руководителя департамента, не привыкший к жестким сиденьям, постоянно елозил на стуле, перекладывал одну ногу на другую, откидывался на спинку, менял положение и явно маялся. Крячко беспечно делал вид, что ничего не замечает, однако от Гурова не ускользнула злорадная ухмылка, притаившаяся в уголках губ Станислава.

«Какие-то детские штучки! — подумал Гуров, который как раз любил свой стул и чувствовал себя на нем комфортнее всего. — Из вредности подсунул ему мой стул и радуется…»

Но ни словом, ни намеком Лев не выказал своего недовольства в присутствии свидетеля. Он знал, что у Станислава свои методы допроса, частенько он, увлекшись, устраивал из этого процесса целый спектакль, в котором была значима каждая мелочь. Так что, может быть, с этим стулом была связана определенная часть акта. Гуров спокойно выдвинул из угла стул с мягким сиденьем и спинкой, поставил к своему столу и уселся, прислушиваясь к тому, о чем говорят Крячко и Щелоков.

— Значит, на вашей жене был купальный открытый костюм бирюзового цвета, — терпеливо говорил Крячко, старательно рисуя какие-то каракули на бумаге. — Она прямо из-за стола в нем вышла?

— Послушайте, я вам уже сто раз это говорил! — не скрывая раздражения, отвечал Щелоков. — Девушки поднялись в свои номера переодеться. В это время Гладких, живой и здоровый, сидел за столом. А потом мы сразу уплыли.

— Эти показания не подтверждаются никем, — покачал головой Крячко. — Никто не может достоверно утверждать, что, когда вы уплыли, Гладких был еще жив. И потом, мы ведем речь не только о смерти Гладких. Погибла ваша жена, или вы уже об этом забыли?

— Я ничего не забыл! — огрызнулся Щелоков. — Это вы, кажется, забываетесь! Я, вообще-то, уважаемый человек. И кроме того, у меня личное горе. Как вы верно заметили, я только вчера потерял жену. И то, что я сижу сейчас здесь и отвечаю на ваши вопросы вместо того, чтобы заниматься похоронами, — всего лишь любезность с моей стороны.

Крячко невозмутимо выслушал гневную тираду Щелокова, почесал за ухом и сказал:

— А вы думаете, я здесь сижу из большого желания с вами беседовать? Да у меня вообще сегодня законный выходной! Я мог бы футбол сейчас смотреть, хотя бы в повторе, а вместо этого помогаю установить, отчего погибла ваша жена! И вы же еще недовольны!

— Моя жена утонула, — произнес Щелоков почти по слогам. — И для меня это огромное потрясение.

— Верю, — кивнул Крячко. — Но по роду службы опираться я должен не на веру, а на факты.

— Какие еще факты? — выкрикнул Щелоков, потом резко повернулся к Гурову и попытался апеллировать к нему: — Господин… Простите, я так и не знаю вашего имени.

— Лев Иванович, — подсказал Гуров.

— Можно и гражданин начальник, — вставил Крячко.

— Лев Иванович! — не обращая на Крячко внимания, быстро заговорил Щелоков. — Я прошу вас разобраться в ситуации. Меня держат здесь уже который час, я даже еще не завтракал, не то что не обедал! У меня…

— Обед вам принесут, — вставил Крячко, — я распоряжусь.

— …У меня вчера утонула жена, я сто раз ответил на одни и те же вопросы, — продолжал Щелоков, не слушая его. — На эти же вопросы ответили мои друзья. Что, в наших показаниях есть расхождения? Какие?

— Вы успокойтесь, Виталий Павлович, — проговорил Гуров. — Так сложились обстоятельства, что мы вынуждены расследовать два дела одновременно. В обоих фигурирует смерть. Поэтому вас и опрашивают столь тщательно.

— Но я же уже все рассказал! — приподнялся на стуле Щелоков.

— Никогда не мешает еще раз все досконально повторить, — вмешался Крячко. — Повторение — мать учения, так еще древние греки говорили.

— Не греки, а римляне, — машинально поправил его Гуров.

— Вот видите, Лев Иванович у нас человек ученый, — уважительно произнес Крячко. — А я вот лапоть, действую деревенскими методами. Но человек я справедливый, это вам и он сам подтвердит. Так что вы не переживайте. Разберемся!

— Виталий Павлович, в каких отношениях была ваша жена с господином Гладких? — спросил Гуров со своего места.

Щелоков приоткрыл рот и бросил быстрый взгляд сперва на Гурова, потом на Крячко. Судя по выражению лица Станислава, он еще не задавал этого вопроса, видимо приберегая его для самого подходящего момента. Гуров решил приблизить этот момент, и Крячко насупился: Гуров украл у него эффект неожиданности, точнее, решил использовать его сам.