Плохая компания

Собственно, Шмыгайловский успокаивал себя тем, что ему самому, как и Мищенко, беспокоиться особо нечего — даже если Клебанов и начнет обвинять их в коррупции, доказательств у него никаких нет. За руку их никто не хватал, так что прокуратуре здесь вообще ловить нечего, иначе давно бы вызвали прямо туда, а не в МВД. Не то что вызвали — сами бы приехали. А пока, надо думать, все тихо. Просто тычутся носом менты, пытаются разнюхать то, что их не касается.

— Твое мнение? — мрачно спросил Шмыгайловский, когда они с Мищенко сели в его машину.

— Если его прижмут — а его уже прижали, — он не станет нас выгораживать и выложит все, — не менее мрачно ответил Мищенко.

— Какой ему резон? — прищурился Шмыгайловский. — Он виноват не меньше нашего.

— Резон прямой, — возразил Мищенко. — Лучше сесть за взятку, чем за убийство.

Шмыгайловский подавил тяжелый вздох и нахмурился. Мысли его были невеселыми. Как ни храбрился Геннадий Алексеевич, как ни успокаивал себя, он понимал, что в чем-то Мищенко прав.

— Ладно, погоди умирать раньше времени, — жестко произнес Шмыгайловский. — Не превращайся в Клебанова. Мне еще одного запуганного идиота не хватало…

* * *

Полковник Гуров ехал в министерство скорее для того, чтобы посмотреть на настроение и поведение Шмыгайловского. Разумеется, если тот причастен к смерти Гладких, то признаваться в этом Гурову и не подумает. Но его реакция сильно волновала полковника. И еще он так и не мог отделаться от ощущения, что что-то упустил при их предыдущей встрече со Шмыгайловским.

На сей раз в кабинете Геннадий Алексеевич был один, без Мищенко. Но Гуров не сомневался, что они уже встречались сегодня. И с Клебановым связывались. Лев не стал перезванивать беглому директору стройфирмы, он посмеивался про себя, думая, что внес смуту в их слаженный коллектив.

Шмыгайловский встретил Гурова сдержанно, он уже не сыпал высокопарными фразами и не кричал о том, как скорбит все министерство по поводу смерти Гладких. Полковник отметил, что Геннадий Алексеевич выглядит неважно и принял его лишь для того, чтобы не вызывать лишних подозрений своим отказом.

Он пригласил Гурова садиться, но первым разговор не начинал — ждал, что скажет ему полковник. Тот не заставил себя ждать.

— Геннадий Алексеевич, скажите, почему Клебанов так меня боится?

Взгляд Шмыгайловского открыто показывал, что к такому вопросу он точно не был готов.

— А почему вы спрашиваете об этом меня? — растягивая слова, проговорил он.

— Потому что за поддержкой он бросается к вам.

Шмыгайловский снял очки и недобро посмотрел на полковника.

— Вы что, следите за мной? — неприязненно спросил он.

— Да что вы, у меня и времени-то на это нет, — улыбнулся Гуров.

Шмыгайловский еще пристальнее посмотрел на него и спросил:

— Вы что от меня хотите?

— Я хочу понять: кому Гладких настолько мешал, что этот человек пошел на убийство? Вот и все. И если я выясню, что это не вы, мне будут глубоко безразличны ваши взаимоотношения с Клебановым и прочими людьми, обращающимися к вам за разрешением на то или иное дело.

Гуров ни словом не обмолвился о том, что ему известно, каким образом люди получают это самое разрешение, однако говорил таким тоном, что Шмыгайловскому и так было это понятно. Он медленно протер очки салфеткой и столь же медленно водрузил их обратно.

— Во всяком случае, не мне, — совершенно спокойно ответил он. — Вы сильно преувеличиваете степень наших разногласий с Гладких.

— Насколько мне известно, у вас были разногласия не только по поводу строительства дороги, но и насчет некой экспедиции? — задал Гуров вопрос, ради которого во многом и пришел сюда.

— А это-то здесь при чем? — спросил Шмыгайловский, и вид его был откровенно изумленным. Он явно не играл сейчас, ему и впрямь было удивительно, почему Гуров вдруг заинтересовался этой темой.

— Я хочу знать, что это за экспедиция и почему для Вячеслава Андреевича она была значима.

— Да я даже толком и не знаю, — поморщился Шмыгайловский. — Это вообще не по нашей части. У Гладких, как мне показалось, был личный интерес. Он когда-то учился на археологическом, в юности, кажется, даже сам ездил в какие-то экспедиции, вот, видимо, и захотел вспомнить молодость. Я, кстати, не касался этого вопроса, он сам всем руководил.

И Шмыгайловский всем своим видом показал, что дальнейшее обсуждение этой темы совершенно бессмысленно. Однако Гуров спросил:

— Геннадий Алексеевич, в прошлое мое посещение вас пытался атаковать некий старичок, как раз по поводу экспедиции… Вы не могли бы дать мне его телефон?

Шмыгайловский выпятил нижнюю губу.

— У меня его просто нет. Этот человек имел дело с Гладких, я с ним и знаком-то шапочно.

— Но все же выяснить его координаты, наверное, не проблема? — настаивал Гуров. — Как хотя бы его фамилия?