Плохая Мари

Мари припомнила тот день на пляже. Она никогда не видела фотографию, но сделала ее именно она. Это было за день до того, как пришла полиция. На Мари было белое платье, в котором она собиралась выходить замуж. Мать велела им примерить свадебные наряды, чтобы посмотреть, все ли сидит как надо. А потом, когда она на минутку вышла, чтобы принести катушку ниток, они тайком ускользнули на пляж, хихикая, как дети, чтобы убедиться, что все действительно как надо. И убедились. Одетые в свадебные костюмы, они поцеловались, и, может быть, это было то же самое, что пожениться. Платье, вдруг вспомнила Мари, было слишком длинное, оно волочилось по белому песку. Оказывается, это она тоже забыла.

Забыла этот момент на пляже, за секунду до того, как появилась мать Хуана Хосе. Она была в ярости; кричала на них по-испански, ругая, на чем свет стоит, а они не обращали на нее внимания, потому что были счастливы. Хуан Хосе любил свою мать, он ограбил ради нее банк, но он никогда не слушался ее. Мари смотрела на эту прекрасную фотографию, на фотографию своего жениха, и чувствовала облегчение, но вместе с тем и печаль, острую тоску по Хуану Хосе. Она собиралась за него замуж. Это было на самом деле. Они любили друг друга на самом деле. Мари просыпалась в тюремной камере, на верхней койке, видела перед собой потолок и ощущала невероятное опустошение, зная, что она никогда больше не увидит Хуана Хосе.

Она любила его.

Он любил ее.

Не надо ей было возвращаться. Надо было остаться во Франции, где сэндвичи стоят бешеных денег, где на каждом шагу встречаются кинозвезды. Или в тюрьме, где можно не заботиться о том, что съесть и что надеть, где не важно, чего ты достиг. Где каждый день расписан заранее и не отличается от другого, где простыни и полотенца и тюремная униформа в огромных корзинах ждут, чтобы их постирали, погладили и сложили. Будет не так уж страшно вернуться туда снова. Тюрьма — не самая ужасная вещь на земле. Если ее по-прежнему ждет работа в прачечной. Если Руби Харт все еще там.

Мари стояла в гостиной, перед фотографией Хуана Хосе, и плакала. Это было очень глупо и неловко, слезы текли у нее по щекам, но она не могла сдвинуться с места. Встревоженная, Кейтлин потянула ее за руку.

— Мари? — позвала она.

Мари взяла ее на руки. Лицо Кейтлин было чем-то испачкано, нос порозовел от солнца.

Мари перевела взгляд с матери Хуана Хосе на Кармелиту. Только сейчас она осознала, что вошла в дом без приглашения. Это был дом Хуана Хосе, в свое время он привез ее сюда, в это уродливое строение. И она также поняла, что ей не рады.

— Вы ведь знаете, кто я? — спросила Мари. — Я Мари. Жена Хуана Хосе. Esposa. [47] Я здесь жила. В этом доме. Вы приготовили для меня рагу из цыпленка, когда я приехала. Чтобы отпраздновать.

— Sí, [48] — сказала Кармелита.

Мать сказала ей что-то по-испански. Они стали быстро разговаривать, как Лили Годе и Бенуа Донель на французском, как будто Мари здесь не было. Если бы Мари могла, она сказала бы им, что Кейтлин их с Хуаном Хосе дочь, его частица.

Вот только это была неправда.

И волосы у Кейтлин были светлые-пре светлые.

— А где все цыплята? — спросила Мари. Ей хотелось как-то показать, что она уже была здесь. Что она сейчас здесь.

— Цыплята? — спросила Кейтлин. — Я люблю утят. И цыплят. И собак.

— Не знаю, куда они все подевались, — ответила Мари. — Раньше они бегали повсюду. Около дома, в доме. Однажды я наступила на цыпленка, и он так заверещал!

В доме было на удивление тихо. Ни цыплят, ни радио, ни детского плача. Дядю Роберто тоже было не слышно. Это он любил громкую музыку.

— Где мамочка? — спросила Кейтлин.

Мари почувствовала, что силы оставляют ее.

Кейтлин постоянно спрашивала про мать, и конца этому не предвиделось. Она поцеловала ее в висок. Волосы Кейтлин оказались почему-то соленые, хотя на пляже они не были.

Мари заметила, что Кармелита поняла, о чем спрашивает Кейтлин, и бросила на Мари острый взгляд. Она улыбнулась, но Кармелита не улыбнулась в ответ. Может быть, она и раньше относилась к ней с неприязнью? Мари не помнила. Тогда, в те блаженные несколько месяцев, ей казалось, что все вокруг обожают ее. Теперь она уже не была в этом так уверена. И было ли это блаженство?

Жаль, что на этой фотографии над выцветшим желтым диваном нет ее.

— Где мамочка? — повторила Кейтлин.

Мари начинала верить, что Кейтлин действительно скучает по матери. Может быть, однажды, когда Кейтлин будет уже дома, Мари скажет Эллен, что ее дочь скучала по ней. Может быть, еще можно без потерь выбраться из той каши, которую она заварила. Она вернет Кейтлин матери целую и невредимую, со слегка покрасневшим носом. Эллен узнает, что ее муж плагиатор и изменник. И простит Мари.

Мари присела перед Кейтлин на корточки и заглянула ей в глаза.

— Мамочка вернулась обратно на работу, сладкая Фасолинка. Ты же знаешь мамочку. Она всегда много работает.

— А где папочка?