Плохая учительница, хороший снайпер

— Совсем чуть-чуть. Простите, не удержалась, — покаянно сложила ладони Хизер. — Обещаю так больше не делать. Но если без шуток… Конечно, мать Войта могла закрутить романчик с благородным магом. Но с тем же успехом романчик могла закрутить и его прабабушка. Дар сотню лет спал, а потом проснулся из-за какой-то случайности — скажем, мать Войта во время беременности болела. Врач при лечении использовал магию, которая вошла в резонанс со спящей магией эмбриона…

— Нет! — замотала головой Сюзанн. — Никаких врачей, никаких прабабушек.

— Почему?

— Потому что это не интересно. Ну как же вы не понимаете, Хизер: намного увлекательнее представлять, что Элвин Войт — незаконнорожденный сын барона Флетчли. Или, скажем, лорда Гастингса — у него такой благородный профиль.

— Но Войт курносый.

— В маму пошел.

— Логично, — вынуждена была признать Хизер. — Но прабабушка Войта могла закрутить с принцем Ричардом. По времени совпадает, к тому же вспомните профиль на монетах.

— Да, точно! Ричард XVII был курносым. Мне нравится эта версия! — Сюзанн отсалютовала чашкой, словно бокалом с вином. — Элвин Войт, потерянный наследник английской короны. Ну разве не прелесть?

— Возможно. Я, честно говоря, пока не поняла, в чем тут соль, — призналась Хизер.

— Просто вы слишком мало прожили в академии. Здесь так скучно… Одни и те же люди, одни и те же занятия. Изо дня в день, изо дня в день…

— Ах, вот в чем дело… — Хизер попыталась представить эту бесконечную череду одинаково скучных, словно присыпанных пылью дней. — Какой ужас. Если вас это развлечет — согласна признать Элвина потомком самого Мерлина.

— Почему Мерлина?

— А почему нет?

— Хм. Действительно, — обдумав версию, Сюзанн глубокомысленно кивнула. — Элвин Войт из рода Мерлинов. Меня это устраивает. Отличное начало, коллега! Через годик-другой вы достигнете небывалых высот.

— Вряд ли, — честно призналась Хизер. — Думаю, уже летом меня в академии не будет.

— Как так? — всплеснула руками Сюзанн. К счастью, сливок на вилке не было, поэтому обошлось без картечи из крема. — Почему?! Из-за Вильсона? Он делает вам непристойные предложения?!

— Нет, ну что вы. Непристойными предложениями меня не смутишь, — Хизер заботливо подлила Сюзанн чаю. — Я, видите ли, решила оставить Каррингтона в тренировочной группе.

— Но зачем?!

— Потому что я — учитель. А Каррингтон хочет учиться.

— Это не повод разрушать карьеру.

— Но я не собираюсь делать карьеру в академии.

— А в егерской службе? — неожиданно проницательно прищурилась Сюзанн. — Генерал может сильно испортить вам жизнь. Неужели оно того стоит?

— Да. Стоит.

— Почему?

— Потому что у каждого должна быть возможность выбрать свой жизненный путь.

— Это вы сейчас про Каррингтона? — в голове Сюзанн звучало искреннее изумление. — Но Хизер, дорогая! Каррингтон, наигравшись, пойдет туда, куда ему укажет папочка. И будет с теплом вспоминать ваши уроки — сидя в уютном министерском кресле.

— Может быть. Но я обязана дать ему шанс. Так же, как этот шанс дали мне.

Роджер Деверли не блистал красотой и умом. Не блистал талантами в магии. И не блистал удачливостью за игорным столом. При таких условиях женитьба на состоятельной девице из низшего сословия была вполне себе выходом. А для отца Мелани Карпентер родство с благородным джентльменом, к тому же магически одаренным, было шансом войти в высший круг — чем бы этот круг ни был.

У каждого была своя выгода. Кроме Мелани Карпентер, которая вдруг оказалась замужем за человеком, который не помнил ее лица. Зато отлично помнил номер банковского счета, куда перечислили условленную сумму, — и успешно этот счет опустошал.

Когда деньги закончились, Роджер Деверли осознал, что навсегда привязан к скучной, малообразованной женщине не самой утонченной наружности. Да еще и к ребенку, которого полагалось кормить, одевать и — о ужас! — воспитывать.

Конечно, старик Карпентер согласился нанять гувернеров. Правда, оплачивал их услуги собственноручно, не доверяя деньги высокородному зятю. Такая практика Роджера Деверли весьма огорчала. Он заливал огорчение односолодовым виски, а для успокоения души и моциона поколачивал сначала жену, а потом и дочь.

Хизер хорошо помнила это ощущение — словно идешь по тонкому, хрупкому льду, под которым течет черная пропасть воды. Один неправильный шаг — и ты уже тонешь. Не вовремя улыбнулась? Ошибка. Бросила в стену мяч? Ошибка. Испачкала платье? Большая ошибка.

Самое забавное, что Хизер действительно чувствовала себя виноватой. Хорошие девочки грациозны, тактичны и никогда — совсем-совсем никогда не пачкают платья. Потом, со временем Хизер начала замечать несоответствия.

На отце регулярно появлялись новые шелковые галстуки и атласные жилеты восхитительные, как павлиний хвост. Но новое платье для матери? Нонсенс. У нас же нет денег.

Отец вечерами пропадал в клубах и возвращался, пропахший сигарами, кофе и виски. А иногда и сладкими, тягучими духами — совсем не такими, какие стоят на полочке в ванной. Но посетить ресторан с женой и дочерью? Ерунда. Ужинать нужно дома. Мы ценим тепло семейного очага.