Плохая учительница, хороший снайпер

— Охренел? Это же дама! — Маклир, не ограничивая себя условностями, подскочил со спины и всадил кулачному бойцу локоть в левую почку. Физической подготовки парню очевидно не хватало, зато опыт уличных драк, судя по всему, имелся изрядный. — К дамам относятся с уважением, понял, мудила?!

Воспитательную тираду Маклир завершил пинком в пах. Абориген успел скрючиться, подставив бедро, но все равно взвыл от боли. Ботинки у уладца были дешевые, но очень модные — с длинными, каменной прочности мысками.

Когда над улицей задребезжали трели полицейских свистков, бой был уже окончен. Несколько возмутительно негостеприимных аборигенов корчились на брусчатке, а остальные хаотично отступали, даже не помышляя о возмездии. Маклир, вскинувшись, как гончая, завертел головой, определяя источники свиста.

— Спереди и сзади! Валим! В проулок!

— Господин Маклир… — Хизер брезгливо обтерла платком разбитые костяшки пальцев. — Оставьте эти ваши люмпенские замашки. Мы же приличные люди.

— Да, парень, — хлопнул Маклира по плечу Каррингтон. — Теперь ты на другом конце социальной лестницы. Благородные джентльмены отметелили безродную шпану. Привыкай.

— И дамы! — Надин, тяжело дыша, опиралась спиной о фонарный столб. Прическа у нее растрепалась, заколка-бабочка, повисшая на одном локоне, болталась точно по центру переносицы. Надин, скосив глаза, внимательно поглядела на нее, подула, помотала головой — и выдрала несчастную заколку вместе с клочком волос. — И дамы, Каррингтон. Не забывай об этом.

Надин сунула заколку в нагрудный карман и заправила локон за ухо.

— Прошу прощения, Кольмиц. И благородные дамы.

Полицейский участок в Хэмптоне оказался на удивление крошечным. То ли уровень преступности в городе был исключительно низким, то ли местные власти — исключительно экономными. Заинтригованная, Хизер задала вопрос детективу третьего класса Ферленду — и получила в ответ тяжелый страдающий вздох.

— Ох, госпожа. Даже не знаю, что вам сказать. Год назад у нас было три участка. Но мэр, выдвигаясь на должность, пообещал, что уменьшит налоги на местный бизнес. А чтобы уменьшить налоги, нужно уменьшить расходы…

— Позвольте-ка я угадаю. Теперь местный бизнес жалуется, что их постоянно грабят.

— Не то слово. Сил уже никаких нет, — промокнув лысину клетчатым платком, Ферленд аккуратно сложил его и убрал в нагрудный карман. — Так что не обижайтесь, пожалуйста. Пусть ваши ребятки немного в камере посидят. Нету для них другого места. А в камере тепло, спокойно, чисто… Мы там два раза в день полы моем.

— Да у вас тут чище, чем в гостинице.

— Не то слово. Вот только не ценит никто. Кого ни запихнешь в камеру — сразу же на волю выйти хочет, — улыбнулся в густые, как у моржа, усы Ферленд. — Вы же не обижаетесь? Жалобу писать не будете?

— Нет-нет, что вы. Пускай посидят немного, это полезный опыт.

— Вы полагаете? — детектив задумчиво подергал подкрученный кверху ус. — Удивительная предусмотрительность. Сразу видно — в академию абы кого в учителя не берут. Да, правильно. Пускай посидят. В жизни всякое нужно попробовать. С чужих слов оно же не прошибает — а вот если сам, на собственной шкуре… Да, пускай посидят. А мы с вами протокол напишем…

Вытащив из стопки лист желтоватой рыхлой бумаги, детектив положил его перед собой и пододвинул дешевенькую чернильницу. До перьев-наливаек администрация не опускалась, отдавая предпочтение классике, отчего весь стол был заляпан густыми чернильными кляксами.

— Итак, госпожа Деверли. Расскажите, что с вами произошло. Еще разок и очень подробно.

Дисциплинированно сложив руки на коленях, Хизер набрала в грудь воздуха и начала рассказывать. Некоторые моменты она предусмотрительно упустила, некоторые — немного изменила. В результат детектив Ферленд получил трагическую исповедь несчастной учительницы, которая всего лишь хотела угостить детей мороженым. Ну, может, лимонада еще выпить и на живописные виды полюбоваться — юные души нуждаются в высокохудожественных впечатлениях. Но жизнь так жестока и непредсказуема…

— Не то слово. Чарли Бульдог точно не мог предсказать, что к вечеру окажется в госпитале с переломом трех ребер, — детектив Ферленд меланхолично подергал за кончик уса. — Один в глубоком нокауте, двоим требуху отбили, четверо с вывихами. У остальных рожи во все цвета британского флага разукрашены. Как вы там говорили? Жизнь жестока и непредсказуема…

— А вы, помнится, что-то говорили о собственном опыте. Имеющем исключительную ценность.

— Говорил… И от своих слов не отказываюсь. Чарли давно просил, чтобы ему по рогам настучали, — обильно присыпав лист песком, чтобы впитать излишек чернил, Ферленд откинулся на спинку стула. — Каждому нужно понимать жизнь на собственном опыте. Я, скажем, только сейчас понял, почему академическим с жезлами в город нельзя выходить. Разумный, оказывается, запрет. Очень правильный. Вот, прочитайте протокол, — стряхнув песок прямо на пол, Ферленд помахал исписанным листом в воздухе, досушивая чернила. — Если вопросов нет, напишите свое имя, сегодняшнюю дату и поставьте подпись.