Плохая война

Макс рубил и колол, не останавливаясь и не тратя лишних движений на защиту. Это был его день. Враги падали под ноги, кровь стекала по лезвию, разлеталась тяжелыми каплями. Сложно было сделать первые пару десятков ударов, потом врагам пришлось шагать по своим убитым и раненым, поскальзываясь в лужах крови. Скорости им это не прибавило. За спиной Макса одобрительно ревели ландскнехты, не упускавшие случая поразить пикой или алебардой зазевавшегося швейцарца и ни разу не оставившие швейцарским алебардам возможности коснуться шлема или кирасы рыцаря.

Что толку в нескольких сотнях солдат, столпившихся в узкой улице, если не более двух десятков из них могут участвовать в сражении? Резерв оборонявшихся вопреки всем прогнозам сумел остановить основные силы наступающих. Но надолго ли? Всему есть предел, когда-нибудь рыцарь, возглавляющий оборону на этом участке, или устанет, или сделает неисправимую ошибку.

Маркус случайно остался жив, когда швейцарцы после краткого отступления перешли в еще более яростную атаку. И он сам, и последние трое его солдат были ранены, потом повозку с его пушкой отодвинули в сторону. Со стороны возницы, где не было высокого борта, запрыгнули с десяток швейцарцев с алебардами и добили всех, кого посчитали живым. Профосу повезло, он упал в лужу крови, берет слетел с головы, открыв левую, обожженную сторону лица, после чего никому и в голову не пришло его добить.

Пушка на возу тоже развернулась и теперь была направлена в спину врагам, прошедшим через вагенбург и сейчас сражающимся с резервом. Маркус вспомнил, что он зарядил орудие, но так и не успел выстрелить. Стараясь не привлекать внимания, он подтянул к себе почти потухший фитиль, снял с пояса пороховницу и подсыпал пороха к запальному отверстию.

Патер, пролежавший всего пару минут без сознания, с трудом приподнялся. В глазах стоял туман, голова кружилась. Болели ноги, по ним, похоже, пробежало несколько человек. Но все это не шло в счет по сравнению с адской болью внизу живота. Лежать, согнувшись, было ещё можно, но попытка разогнуться вызывала желание умереть сразу и не мучиться. Прямо перед Патером на возу сидел чёрт и подсыпал порох к запальному отверстию пушки, направленной в спину прорвавшимся через баррикаду швейцарцам. Чёрт был одет в красно-белый костюм ландскнехта, рогов и хвоста Патер не увидел, но страшное кроваво-красное лицо и глаза, пылающие ненавистью, могли принадлежать только нечистому.

Священник, не задумываясь, сорвал с шеи крест и от всей души ударил крестом чёрта в лоб. Крест треснул. Демон преисподней коротко выругался с упоминанием Диавола. Будь на месте Патера Полпаттон, прославленный полководец высказал бы исчадию ада все, что про него думает, и чёрт немедленно бы убрался к себе в ад и спрятался там под самый большой котел. Будь на месте Патера дядюшка Бык, он, не вступая в спор, взял бы лукавого одной рукой за рога, другой за хвост и сломал бы ему хребет о колено. Или попросту использовал бы свой любимый "хитрый приемчик с локтем".

Последняя мысль показалась Патеру наиболее привлекательной. Подтянув ноги к груди, он оттолкнулся от борта повозки и врезался головой в грудь врагу, который уже подносил фитиль к подготовленной пушке. Захват за шею получился замечательно, Бык хвалил учеников и за меньшее, но нечистый за мгновение до того, как испустить дух, высвободил одну руку и ударил священника локтем под рёбра. С криком боли святой отец свалился с повозки. Под руку ему попал чей-то меч с обломившимся посередине клинком и массивным перекрестием. Превозмогая сверлящую боль в утробе, Патер, шатаясь, встал. Перехватив меч за лезвие{41}, он ударил снова взявшего тлеющий фитиль чёрта, массивным навершием прямо в основание шеи. Чёрт упал лицом вниз, преподобный скороговоркой произнес крестное знамение, при каждом слове нанося ещё один удар по голове и шее поверженного демона.

Чуть отдышавшись, вдохновленный победой экзорцист схватил попавшийся под руку предмет военного назначения, которым на этот раз оказалась павеза{42} два на три фута с изображением святого Георгия, и, невзирая на боль, вернулся в строй, где, работая локтями и ругаясь, быстро пробился в первые ряды. Перед Патером упали последние стоявшие между ним и врагами двое солдат, один - сраженный мечом, другой - со стрелой в груди, и священник оказался лицом к лицу с грозным рыцарем. Тот был выше на голову и вдвое шире в плечах, нежели тщедушный швейцарец, рыцарь только что нанес одному из противников смертельный удар и вновь поднимал широким круговым движением окровавленный меч.

- In Nomine Domini! - Патер схватил свой щит двумя руками за края и верхним краем щита нанес удар вперед и вверх, навстречу опускающемуся клинку, на ладонь от рикассо{43}.