Плохие девочки не плачут. Книга 2 (СИ)

Мои волосы рассыпаются по его идеально-начищенным ботинкам, лоб касается коврового покрытия. Ниже некуда, а впрочем…

Он отходит чуть в сторону, вероятно, любуется картиной покорности. Клацает замок. Открыл свой чемодан? Шорохи. Тысячи уродливых граней страха, которые способны изувечить навсегда.

— Заведи руки назад.

Называйте меня малодушной трусихой, но мой инстинкт самосохранения сильнее чувства собственного достоинства. Если посудить логически, то все запланированное им действо свершится при любом раскладе. Хотя логикой тут и не пахнет. Жутко до тошноты, до желудочных колик.

Что-то мягкое обвивает запястья. Боюсь шевельнуться. Шумно выдыхаю, прикусываю губу, пытаясь удержать истеричный вскрик. Раздается щелчок.

— Оставайся в таком положении, пока я не вернусь. Двигаться нельзя.

Не могу развести руки в стороны, даже если очень захочу. Когда его шаги затихают, осмеливаюсь ощупать то плотное и мягкое, что крепко держит мои запястья.

Наручники…

Внутри меня огонь борется с холодом. Осторожно приподнимаюсь, оборачиваюсь, рассматриваю более внимательно. Да, действительно наручники. Черные кожаные манжеты соединены металлическими кольцами, а вот и замочек. Торопливо возвращаюсь в исходную позицию, стараюсь вынырнуть из полубезумного состояния. Ведь не может же фон Вейганд сделать мне что-то по-настоящему плохое. Да? На самом деле, я совсем не знаю ответа. Мне не хочется торопить события и переворачивать очередную страницу повести без счастливого финала.

— Meine Schlampe, не желаешь подчиняться.

Звук его голоса хлестким ударом обвивает горло, выбивает весь воздух из легких.

— Я запретил двигаться.

— Я не…

— Я не разрешал тебе говорить.

Глава 7.1

Хрустальный панцирь самоконтроля покрывает паутина трещин. Прежние страхи лишь нескончаемая череда бездарных подделок. Не чувствую собственного тела, даже когда другое, жесткое и сильное наваливается сверху, вжимается крепче, заставляя испытывать иллюзорную боль. Иллюзорную потому, что я не способна воспринимать ее сквозь призму настоящего ужаса, но знаю точно — она есть. В глубине, не на поверхности.

Мужчина, которого я любила, больше никогда не вернется. Он утратил душу.

Фон Вейганд рывком заставляет меня подняться, тащит куда-то, бросает на кровать. Руки скованны наручниками, я сама скованна льдом изнутри. Не делаю ни малейшей попытки воспротивиться. Никто не в силах остановить это чудовище. Никто не захочет его останавливать. Он может избить, насиловать, убивать, получать свое извращенное наслаждение любым доступным путем. Он волен уничтожить мой мир, сжечь дотла, развеять пепел по ветру. Никто не заступится за бедную переводчицу. В распоряжении моего бездушного мучителя все козыри, слабости, которые мне никогда не закрыть щитом.

Слишком страшно. Задыхаюсь в капкане жестоких пальцев. Больше не плачу и не кричу. Не осталось иных эмоций. Все поглощено паникой, животной и безотчетной. Слишком ясно понимаю, фон Вейганд способен причинить гораздо больше боли, чем я смогу вынести и остаться нормальной.

А нормальна ли я? Знаю лишь одно… если он снова сделает это со мной, будет трахать как в том гребаном кабинете или в проклятом самолете, механически удовлетворять похоть, без чувств, чтобы ни капли истинной нежности… наступит конец. Раз и навсегда.

Не могу так. Господи, пожалуйста. Обещаю быть хорошей девочкой.

Пожалуйста, прекрати… не надо…

— Не надо, — вырывается приглушенный всхлип.

Пальцы фон Вейганда проникают в меня, заставляют выгибаться, покоряться низменным инстинктам, двигаться в заданном ритме.

— Ты что-то сказала? — спрашивает он, ускоряя порочный темп.

— Не надо, — под ребрами сжимается липкий комок ужаса.

— Тебе не нравится? — прикосновения становятся невыносимыми, сводят с ума, вынуждают стонать. — Я уверен, ты хочешь большего.

— Пожалуйста, прекрати…

— Зачем? — искренне удивляется фон Вейганд и продлевает сладкую пытку. — Скажи, чего ты действительно хочешь.

Да, грешное тело жаждет ощутить жар его члена. Сильно и глубоко, так глубоко и сильно, как лишь он один может проникнуть. Но душа моя требует иного.

— Прекрати, — кусаю губы до крови, сжимаю кулаки, борюсь с этим безумием.

— Почему я должен прекратить? — он смеется, собирает мои волосы в хвост, обнажая шею.

— Пожалуйста, — судорожно выдыхаю. — Прошу, хватит…

— Почему? — его зубы легонько покусывают нежную кожу, а язык прокладывает влажную дорожку туда, где трепещет пульс.

Ответ вырывается прежде, чем я успеваю подумать. Задыхаюсь от этой губительной наглости, но поздно. Слова уже прозвучали, рассекая ночь напополам.

— Чтобы я могла любить тебя! — восклицаю достаточно твердо и ясно, а потом закрываю глаза, пытаюсь раствориться в пугающей тишине.

Кажется, будто фон Вейганд лишился дара речи, не находит нужную колкость, не готов причинить очередную порцию боли, не в силах подобрать соответствующую реакцию. Он резко отстраняется, словно моя плоть объята пламенем. Медлит, а в следующую секунду грубо переворачивает меня на спину, до боли сжимает плечи, заставляя кричать, нависает сверху.

— Повтори.

Не могу шевельнуться. Не могу ничего произнести.