Хотя упоминал, конечно. Он ведь сказал: будет встреча, не выделывайся и поговоришь с родными. А потом я рыдала в джакузи, думала о вселенской несправедливости, снова рыдала и наматывала сопли на кулак, вспоминала, что на родине у меня никогда не было джакузи, резала вены от глубочайшего отчаяния и продолжала истерику. Пусть этому ублюдку стыдно станет. Пусть полюбуется и возбудится. Вместо заявленного эротического омовения красная рожа, украшенная синяком и слюнями. Впрочем, кто садюгу разберет, может, ему и это кайф не обломает.
— Полагаю, вы проголодались, — улыбка Андрея, словно приклеилась намертво. — Вероятно, нам следует пройти на балкон. Завтрак готов. К тому же, обсудим важные вопросы.
Заливается соловьем, умничает, прямо как я. А я вот не люблю таких умников, раздражают жалкие подражатели. Нечего купаться в лучах моей славы.
— Алекс сказал, что мне организуют разговор с родителями, — невинно хлопаю ресницами.
Клюнет?
— Возможно, — не спешит заглатывать наживку Андрей. — Пойдемте на балкон.
Скользкий тип. Сразу видно, сосет старательно. Никакие секретарши ему в подметки не годятся. Возраст от тридцати до сорока, личико смазливое, холеное и однозначно гадкое, не в том смысле, что урод какой, а в том, когда сразу ясно — продаст и глазом не моргнет, а глазки, кстати, небесно-голубые, с претензией на честность и очками для солидности.
Бангкок производит впечатление ночью, а днем совсем не вштыривает. Балкон поражает воображение, ведь с такого вниз лететь как от моей квартиры до аэропорта. Расстояние приличное, в общем.
Еду изучаю внимательно. Кто их знает этих тайцев? Жрут всяких жуков, саранчу, рыбьи головы… или это опять китайцы мешаются? Как-то разбираться особо не хочется, поэтому сижу и попиваю воду, будто я за здоровый образ жизни.
— Думаю, с вами можно быть откровенным, — говорит Андрей.
И я не чувствую себя хорошо. Фраза опасная. На моем веку именно после нее четыре мужика предлагали нам с Машей секс втроем, а один, не долго думая, спустил штаны в ресторане. Но это уже другая история, а я не люблю отвлекаться.
— Есть два варианта развития событий, — продолжает Андрей. — Первый подразумевает значительную свободу, определенные выгоды и возможность общения с вашей семьей. Но он так же требует сотрудничества с вашей стороны. Вы должны выполнять определенные пункты, утвержденные господином Валленбергом. Второй вариант предполагает существенное ограничение вашей свободы и полную изоляцию от нежелательных контактов.
— Что? — единственное слово, которое я способна произнести.
Хотя вопросов набежало немало, и все не отличаются цензурностью.
— Вам необходимо выбрать, — улыбается Андрей, и мне становится любопытно, где людей учат такой тошнотворной приятности.
— Я не понимаю…
Мир перестает быть солнечным. Почему-то до этого момента легкомысленный разум не подозревал, насколько серьезно за меня возьмутся.
— Первый вариант означает, что вы будете обладать практически полной свободой действий, выполняя оговоренные пункты, получите право общаться с вашей семьей, знакомыми, так же…
— Какие пункты? Что я должна делать? — обрываю поток слов, звучащий будто «вас ждет дерьмо, бла-бла-бла, дерьмо, бла-бла-бла».
— К сожалению, я не могу назвать их до момента окончательного выбора, — Андрей разводит руками, но на его лице не отражается ни тени сожаления.
— Хорошо, — выпиваю целый стакан воды, но сухость в горле не проходит. — Выбираю первый вариант.
— Разумное решение. Теперь я должен более подробно рассказать вам о втором…
— Я сделала выбор. За первый. Какого… зачем мне слушать про второй? — снова прерываю его и очень стараюсь не закричать. — Давайте, поскорее выполним все пункты и…
— Эти пункты нельзя выполнить за один раз или за один день, — уклончиво отвечает он, вызывая во мне стойкое желание надавать пощечин, схватить за грудки, трясти, трясти, пока не…
— Сколько же их? Штук сто? — стараюсь отвлечься от посторонних мыслей.
— Нет, но выполнение каждого пункта займет определенное время.
— Сколько? Неделю? Месяц? — мое нетерпение прорывается наружу, выдаю себя с головой, теряю контроль.
— Это зависит от вас, Лора, — мягко уверяет Андрей. — От вашего желания сотрудничать.
— Я ничего не понимаю.
Не понимаю, но во мне пробуждается дикий страх. Не могу совладать с липким и тошнотворным комком ужаса, который ворочается под ребрами.