Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)

— Разрядить бы в тебя всю обойму, — произносит елейно. — Пристрелить, чтоб больше не мучалась.

Его ухмыляющиеся губы прижимаются к моему покрытому испариной лбу.

— Хотя это слишком быстро и скучно, — неодобрительно цокает языком. — Я придумаю особенное развлечение.

Обжигающе горячие пальцы забираются под платье, с легкостью уничтожают кружевное белье, скользят по животу, проникают внутрь, заставляя дернуться и глухо простонать.

— А пока просто выебу, — мрачно заявляет фон Вейганд.

И выполняет обещание.

Расстегивает брюки, совершает мощный толчок. Единственным движением умудряется заполнить зияющую пустоту.

Содрогаюсь, мышцы рефлекторно напрягаются. Ничего не могу контролировать, теряю связь с реальностью, практически отключаюсь.

— Кто ты? — раздается скупой вопрос.

— Твоя… — запинаюсь.

— Твоя — кто?

— Шлюха, — всхлипываю. — Игрушка. Вещь.

— Нет, — притягивает за бедра. — Ты моя девочка.

Выгибаю спину, льну к источнику наслаждения.

Огромный член вонзается вглубь, врезается в пылающее лоно, возносит на самый пик, погружает в блаженый экстаз. Вспарывает по живому, прошивает насквозь, движется жестко и размеренно.

Захлебываюсь криком. Бьюсь, будто раненная птица в стальных тисках. Из судорожно вздымающейся груди вырываются надсадные стоны.

— Маленькая девочка, — продолжает фон Вейганд, покусывает шею. — Девочка, которую я отымел в глотку. Прямо на месте, где прежде была церковь.

Обмираю, отказываюсь воспринимать услышанное.

— Или посреди туалета? — спрашивает насмешливо. — В монашеском наряде.

Инстинктивно стараюсь освободиться, рвусь из железных объятий.

Только напрасно. Спасения не светит. Прощения тоже.

Ангелы плачут, ядовито-алые слезы стекают по дрожащим ресницам, крупными каплями падают на грешную землю. А дьявол смеется, упивается представлением.

— Хватит, — умоляю сдавленно.

— Что такое? — бросает с издевкой. — Тебе не нравится?

Открываю рот, но не решаюсь заговорить. Судорожно шарю руками по стене, царапаю гладкую поверхность. Ищу избавление, однако натыкаюсь на равнодушный холод.

— Ты пугаешь меня, — бормочу сквозь очередной стон.

И это чистая правда.

— Вряд ли, — саркастически заявляет фон Вейганд. — Иначе бы не нарывалась.

— Я просто, — замолкаю, не способна сформулировать мысль.

Просто идиотка.

Чокнутая. Безмозглая. Истеричная.

Самоубица, напрочь лишенная тормозов.

— Просто любишь злить? — он медленно обводит мои губы горячим языком.

— Просто люблю, — признаюсь честно.

Он ничего не отвечает.

Целует нежно и страстно, с благоговением, точно святыню. Едва касается, не дразнит, а дарит тепло. Щемящая ласка совсем не сочетается с его сокрушительными движениями, ибо яростные толчки безжалостно сотрясают распятое тело.

Невольно подаюсь вперед. Бесконтрольная дрожь охватывает каждый позвонок. Пальцы сжимаются, впиваются в широкие плечи.

Огненные нити сплетаются внизу живота, раскаленная сфера нарастает и взрывается пылающими искрами. Растекается внутри тягучим, кипящим возбуждением, однако не приносит удовлетворения. Вынуждает извиваться, взмолиться о продолжении.

Твердая плоть пульсирует во мне, движется, не ведая усталости, умело растягивает изощренную пытку, достигает бешеного ритма. Мышцы конвульсивно сокращаются вокруг огромного члена. Опять и опять. Грешница возносится к небесам.

По венам струится запретный кайф, разум обесточен.

Больше нет никаких слов.

Только я и фон Вейганд.

Маленькая девочка и ее голодный зверь.

Мы уже не говорим, не выясняем отношения. Наслаждаемся тишиной, разрываем реальность и сливаемся воедино.

Сползаем на пол, будто срываемся в пропасть. Утоляем жажду, распаляем похоть. Здесь нет людей, лишь дикие животные. Запреты рушатся, табу уничтожены. Идем ко дну, без шанса выбраться на поверхность.

Свет сменяется темнотой.

Не сразу осознаю, где оказалась. Требуется время, дабы сосредоточиться и оценить обстановку.

Невольно морщусь, дергаюсь.

Яркие лампы исчезают, прохладный кафель остается в прошлом. Теперь вокруг клубится густой морок.

Часто моргаю, пробую навести фокус, развеять сгустившуюся тьму. Тщетно. Провожу пальцами по гладкой шелковистой ткани. Очень смахивает на покрывало.

— Алекс, — шепчу, вглядываясь во мрак.

Понимаю, что лежу на животе. Осторожно приподнимаюсь. Становлюсь на колени, осматриваюсь.

Когда успела отключиться? Не помню, не отдаю отчета в происходящем. Растираю взмокшие виски, пытаюсь изгнать дурман из мыслей.

Помятое платье пропитано липким потом, тонкие чулки беспощадно изорваны.

— Алекс, — повторяю с долей волнения.

Черт.

Воспоминания отрывочные, пульс приходит в неистовство.

— Алекс! — восклицаю надрывно.

До боли знакомые пальцы накрывают мой рот, призывают заткнуться. После этого с меня стягивают одежду. Неспешно, постепенно, наслаждаясь процессом. Раздевают со вкусом, будто избавляют лакомство от упаковки.

Еще мгновение — и кровать пружинит, прогибается под тяжестью мощного тела.

Замираю в предвкушении, затаив дыхание.

— Ты знаешь, что я собираюсь сделать? — спрашивает фон Вейганд, прижимается сзади.

Господи.

Моя душа навечно заточена в адском пекле.