Плохие девочки не плачут

Фон Вейганд сел в кресло, и я опустилась на колени между его широко расставленных ног. Дрожащие пальцы на удивление быстро справились с ремнем. Зверь выпущен из клетки. Ваш выход, дрессировщик.

Мои губы сомкнулись на его члене. Отвращения не было, страха тоже. Когда шеф-монтажник начал задавать ритм движений, я больше не задыхалась. Всё было по-другому в этот раз. Я вспоминала его пальцы внутри, бесстыдный язык, думала о власти, которую он получает надо мной в такие моменты, как уносит меня горячей волной в далекие дали, из которых нет желания возвращаться. Я желала дать ему больше, дать что-нибудь такое, от чего он не сумеет отказаться, подсадить на себя как на наркотик и занести, наконец, хлыст над этой упрямой бритой головой.

Разумные мысли как-то испарились, шальные — тоже. Я могла думать лишь о том, как восхищает меня сила и мощь его члена, как мне горячо и сладко. Думать и чувствовать, как он набухает, трепещет, наливается новой жизнью у меня во рту. Вкус торжества смешался со вкусом спермы. Я проглотила всё чисто инстинктивно, не задумываясь о том, хорошо это или плохо. Его пальцы всё ещё были у меня на голове, нежно гладили макушку. Я немного отстранилась, приподнялась, чтобы посмотреть на мужчину своей мечты.

— Like? (Нравится?) — облизываю припухшие губы.

Он ничего не отвечает, но вид у него довольный. Впрочем, если я хорошо его знаю, то сейчас пожелает добавки. Фон Вейганд подхватывает меня, бросает на кровать. Что-то говорит по-немецки, пользуется, сволочь, моим слабым местом. Я ничего не понимаю, но мне нравится один только звук его голоса.

Пуговицы моей блузки летят в разные стороны, когда он нетерпеливо рвёт её. Рвёт, но не снимает. Прижимается губами к моим губам, мне кажется, что я сейчас кончу просто от поцелуя. Юбка задрана, его стремительно набирающий силу член прижимается к моим трусикам.

Он шепчет мне на ухо что-то вроде «meine Schlampe, meine, meine…» (моя шлюха, моя, моя…). Это я понимаю. Не слишком поэтично, зато правдиво. На дне сознания скребется совесть и вяло подает голосок стыд, но мне плевать. Его руки жадно ласкают грудь, забравшись под тугой бюстгальтер, перемещаются ниже на мою попу, больно щипают, потом скользят по чулкам, прижимая бёдра крепче.

Планы меняются. Фон Вейганд переворачивает меня на живот, заставляет встать на колени. Впрочем, «заставляет» — перебор. Мои мозги настолько мягкие, что не способны соображать. О моём теле и вовсе вспоминать не стоит — оголенный провод под тысячу вольт. Если шеф-монтажник захочет, я буду ползать перед ним на коленях и тереться головой о его высокие кожаные сапоги.

Новая поза выглядит опаснее предыдущих. Я стою на коленях прогнувшись, прижимаюсь грудью к постели. Мой полуголый зад сейчас в активном поиске и то, как идеально-твердый член господина фон Вейганда прижимается ко мне, не то чтобы не нравится, но вызывает легкие опасения. Стоит ему проникнуть в меня, оргазм сносит мою и без того плохо укрепленную крышу. Я кончаю от одного ощущения его внутри. А он не собирается останавливаться, он ещё только в начале пути. Двигается медленными размеренными толчками. Одна рука придерживает меня за бедра, а вторая дразнящими кругами скользит по животу, спускаясь ниже, касается там, где трудится его член. Пальцы легонько скользят и потирают, заставляя кричать, стонать, извиваться, прижиматься к нему плотнее и плотнее. Я не хочу, чтобы это когда-нибудь прекращалось. Перед глазами мелькают звезды, сердце рвется наружу. Второй оргазм настигает нас одновременно.

Но и это ещё не конец.

Мы засыпаем перед самым рассветом, усталые, но довольные, сплетенные воедино. Он по-прежнему во мне, его губы улыбаются и беззвучно шепчут «meine». Я слышу, как бьется его сердце рядом с моим собственным, и понимаю, что такое счастье.

* * *

Самое хреновое время дня встретило меня болью. Болело всё: руки, ноги, спина, другие менее приличные места. Но больше всего болело лицо, или челюсти, или челюстно-лицевая мышца. Не знаю, как по науке назвать, а простым человеческим языком от минета у меня болел рот и близлежащая местность. Это мы ещё глубокую глотку не практиковали, и анальный секс (страшно представить, что и, главное, как сильно начнет от него болеть!).

Я уже говорила об обладании гребаным даром предвидения? Всё, даже самое дурацкое из лезущих мне в голову вещей, имеет обыкновение сбываться. Но об этом позже. Я люблю, когда все по порядку.

Фон Вейганда рядом не было. По звуку льющейся воды я поняла, что либо он принимает душ, либо кто-то из отельной обслуги вконец обнаглел и использует мою ванную. Вот уж ранняя пташка. Прямо как я. Сколько у нас всего общего, дух захватывает.