Безусловно, на острове Датч по большей части все было спокойно. Иногда случались мелкие ссоры и попойки, на которых очередному умнику взбредало в голову въехать в дерево на автомобиле. Но он помнил историю первых поселенцев на острове, которую рассказал ему Хайлер, — о том, как они сбежали оттуда после стычек с коренным индейским населением в конце семнадцатого века.
Затем, если верить учебникам истории, между островитянами произошел какой-то внутренний конфликт, и кого-то изгнали прочь. Но он вернулся, и с ним пришли другие. Все население, десять или двенадцать семей с детьми, было уничтожено. Только сто-сто пятьдесят лет назад люди начали возвращаться на остров, и сейчас их уже достаточно много, и им необходимо круглосуточное присутствие полицейских.
А иногда люди пропадали. В основном плохие люди — вот что странно. Это были те, о ком никто не жалел, даже их родственники. Пьяницы, насильники, мужья, поколачивающие своих жен. Конечно, не всех их постигала такая судьба, и разных мерзавцев до сих пор хватает на острове, но они, как правило, всегда ведут себя осмотрительно, выбирая, куда пойти и что сделать завтра. Они держатся поближе к дому и не ходят в лес в центральной части острова, а уж к Месту, где жили первые поселенцы, они не приближаются и на милю.
Хайлера уже не было в живых: он умер от сердечного приступа два года назад, но Бэррон до сих пор помнил, как тот сидел перед ним с бокалом пива в руке и говорил тоном (иногда в нем проскальзывали странные интонации), который был его семейным наследием. Бэррон никогда не подвергал его слова сомнению, даже когда тот рассказывал о своей последней поездке на Датч, о скверной смерти Джорджа Шеррина. Потому что именно из-за Джорджа Шеррина не самые добропорядочные члены островного общества больше не рисковали ходить в лес по ночам. Никто не хотел закончить свою жизнь так же, как Джордж, только не это!
О Шерринах всегда ходили слухи. Их дети были непослушными и откровенно проблемными, очень примечательными индивидами. Старине Фрэнку Дюпре, отцу Джо-Меланхолии, не раз приходилось приводить того или иного отпрыска злополучного рода домой к папаше из-за того, что тот разбил очередное окно или замучил очередное несчастное животное, причем по дороге домой малец всегда был тише воды ниже травы, а старине Фрэнку становилось как-то не по себе, когда Джордж провожал ребенка внутрь и дверь за ними бесшумно закрывалась. Фрэнк подозревал, что там далеко не все в порядке: что-то очень гадкое и отвратительное творилось в доме, но ему не удавалось разговорить его забитую мышку-жену Инид, а социальные работники, которые приходили к Шерринам, общались только либо с дулом наставленного на них ружья, либо со спущенной сворой собак, принуждающих их обратиться в бегство.
Но однажды Джордж Шеррин пропал, он не вернулся из леса. Накануне он загрузил свой грузовик цепями, захватил пилу и отправился на нелегальные лесозаготовки: приближалась зима. Прошло два дня, прежде чем его жена потрудилась сообщить об исчезновении мужа, и Фрэнк Дюпре заключил, что сама она не могла убить его, но, безусловно, была обрадована его отсутствием в течение целых двух дней, потому что Джордж Шеррин плохо обращался с детьми, и Фрэнк не сомневался, что жена в курсе этого и что, скорее всего, временами она переключала его внимание на себя, просто чтобы дать детям передохнуть.
Итак, Фрэнк Дюпре и Том Хайлер отправились в лес и после нескольких часов поисков нашли грузовик Джорджа Шеррина, а рядом с ним его пилу. На сосне, растущей неподалеку, остался след пилы, но, похоже, что-то помешало Джорджу, и закончить начатое он уже не смог. Полицейские внимательно все осмотрели, но Шеррина и след простыл. Потом они вернулись с двадцатью добровольцами и цепью прочесали весь лес, заглядывая под каждый куст, но так и не нашли Джорджа. Через несколько дней они прекратили поиски, а еще через несколько недель вовсе перестали об этом думать. Дети Джорджа начали исправно посещать школу, социальный работник регулярно заходил в их дом. Инид с ребятами обратились к врачу и ездили к нему на пароме пару раз в месяц; теперь в шкафу у нее хранились фломастеры, а на прикроватном столике стояла упаковка гигиенических салфеток «Клинекс».