Каменное масло горело жарко и ярко. На все деньги, как сказал многомудрый Анри. И ровно так же, на все деньги с небольшой доплатой — воняло и чадило. К смраду добавлялся запах горелой человечины — морща нос, Бертран хотел зарок дать никогда не есть жареного мяса, но передумал. Свинью-то, когда потрошат, разбирая кишки на колбасы, запах тоже приятностью не отличается, однако никто глупостей всяких не придумывает. А человек, он же почти свинья. Можно сказать, двоюродный брат. В Таилисе слышал краем уха, что городские бретеры да прочие убивцы когда учатся честных людей ножиками затыкивать — на свинских тушах мастерство оттачивают. Дескать, пятачковые по требухе совсем как человек. Хотя врут наверное… мясо же дорогое! С другой же стороны — дыркой больше, дыркой меньше. В котле и не видно.
От самоубеждений становилось чуточку полегче. Ровно до того, как ветер-зловред не швырял в лицо новый клок дыма и копоти.
Наконец Бертран не выдержал.
— Нахрена мы тут торчим, а? — задал он простой, но в то же время своевременный и даже в какой-то степени мудрый вопрос.
— Смотрим, как горит, — пожал плечами Анри.
— А нахрена? — продолжил свою линию Суи.
— Ну а вдруг чего…
— Чего? Из костра вылезут?
— Ну, это вряд ли, — ответил Фэйри, не отрывая взгляда от полыхающего пламени.
— Вот и я так думаю, — отрезал Бертран, — а то пялимся дружно, будто собрались до старости вспоминать, запершись в сарае.
— Холодными руками, — хмыкнул Анри.
— И волосатыми, — поддержал верзила.
— Короче говоря, фу таким быть! Не уподобимся вовек городским мокрожопам!
И Бертран первым отвернулся от костра.
— Утром придем, поворошим. Кости горелые раздробить надо будет. Они, когда пережженые, легко крошатся. Ну и закопаем, что осталось.
— И даже на память себе ничего не оставим? — ахнул Быстрый.
— На память?.. — Суи остановился, посмотрел на товарища со смесью удивления и легкого ужаса.
— Сунем в дальний угол. Как вылежится, запылится, то в монастырь какой продадим. Мол, нетленные мощи и все такое. Лекарям опять же всяким, они на мертвечине разное бодяжат. Очень помогает от всяческих болезней. Чего добру пеплом развеиваться?
— Ну ты и мудак! — с нескрываемым восхищением протянул Бертран.
— Сам собой порой восхищаюсь! — выпятил грудь Анри.
— Холодными волосатыми руками, — понимающе закивал Фэйри.
Щелкнул нож-складничок. Хрустнули разминаемые пальцы.
— Без драк, друзья, без драк! — только и успел вклиниться между товарищами Бертран. Ему совсем не хотелось тащить на костер еще одно тело. Опять же новые шмотки в крови пачкать…
— Да мы ж так, шутим.
— Ага, по-дружески, — кивнул Анри и натужно рассмеялся.
Оставив за спинами погребальный костер, пострескивающий искрами, товарищи забрались в пещеру. Завтрашний день обещал стать не таким насыщенным как сегодняшний, но в любом случае, нужно было выспаться. А то ведь столько дел, столько дел, и какой от тебя толк, если зеваешь? Так, и в правду, чего-нибудь ценное пропустишь.
Вглубь разбойничьего логова, туда, где стояли кровати, товарищи решили не забираться — каменное нутро выстудилось, пропиталось мертвечиной. Лучше уж сразу у входа, благо там и каменка небольшая, с запасом дровишек, и нары, кривые, но просторные.
Бертран блаженно растянулся на сене. Оно слегка сопрело, но все равно, ни в какое сравнение с подкустовой землей не шло! Однако заснуть не получилось. Мысли, словно в каком-то дурацком хороводе бежали одна за одной. Спотыкались, падали, пропадая, снова возникали, тряся отдавленными лапами и головами. Вскоре они сбились в этакие стаи, идущие по кругу. Стаи превратились в существа из кошмарных снов. Ну или если грибов ненужных объесться. Незаметно для самого себя и к тому же непривычно Бертран задумался о жизни, прикинув три главных направления, то бишь загона для мыслей:
«Что было», «Что есть», «Что будет».
«Что будет» оказалось наиболее сложным и малопонятными — этакий снежный ком, слепленный из всего, что под руку попало. Стражники, крестьяне, бандиты, рыцари, кони, деньги. И почему-то — свиньи. Матерый кабан, под седлом, в золоченой попоне с серебряными висюльками и в гербах, гордо хрюкал, настороженно водил рылом с кривыми, тоже, почему-то серебряными клыками…